Абонент вне сети
Шрифт:
Спустя несколько секунд к народу бодрой походкой вышел сам Игорь Борисович.
– Коллеги, берите стулья, и прошу к нашему шалашу, – объявил он зычно и, видя нерешительность на лицах, добавил: – Никто вас здесь не съест.
В кабинете Воронина я оказался по центру первого ряда, поскольку за укромные места в углах развернулась беззвучная ожесточенная толкотня. Речь держал Бочкин. Он старался говорить спокойно, но все знали, что он сильно нервничает. В такие моменты в его речь вторгались неологизмы, усвоенные во времена накопления первоначального капитала: «короче», «типа», «не в падлу», «дать денег» и т. д. Сам Бочкин говорил, что бандитов всегда реально сторонился, а когда
– Короче, нам реально не в чем себя упрекнуть, – убеждал коллектив Бочкин. – Для того чтобы выйти в нули по деньгам, тираж журнала должен быть тридцать тысяч в неделю. А что мы? «Дамский» – двадцать тысяч, «Подвальчик» – семнадцать тысяч, «Чипполино» – вообще четырнадцать. Я мужик простой и скажу прямо. Вы кормили все отстающие редакции. Да-да, именно вы. Если бы не эти убытки, мы могли бы дать денег на бассейн для вас, на стоматологию, чаще устраивать праздники. Ведь все любят праздники. Но вместо этого деньги уходили неудачникам. А им не впадлу было получать зарплату и нести ее домой, вместо того чтобы работать днем и ночью над повышением тиража.
Я чувствовал себя неуютно. Во-первых, Бочкин все время смотрел на меня, и начинало казаться, что это я должен стыдиться брать зарплату. Во-вторых, он рисковал получить из зала туфлей. Ведь все знали, кто родил нынешний кризис, заигравшись флажками на карте, и для кого вчера пригнали из Германии новый джип, которых в Питере пока не было. Но народ молчал, потел и ломал ногти.
– Я всем говорю, что я не Савва Морозов, а «Перископ» – не фонд милосердия, – продолжал Бочкин. – И если в фирме есть балласт, от него нужно избавляться, чтобы остальные людские ресурсы могли лучше жить. Вы знаете, я никому из вас не отказывал занять денег до получки. Мы всегда старались, чтобы «Перископ» был одной большой семьей.
Я мысленно зажмурился, но в Бочкина снова не полетело ни слов, ни предметов. Присутствующие еще не получили расчет, и рисковать деньгами ради минутного счастья никто не хотел.
– Уважаемые коллеги, – Воронин начал прощальную речь вкрадчивым отцовским тоном. – Несмотря на то что с некоторыми из вас мы вынуждены расстаться, я всех очень высоко ценю. Работа с такими самобытными и яркими людьми обогатила меня. И не только в материальном отношении. Надеюсь, когда мы преодолеем наши временные трудности, я снова приглашу вас в строй. Поэтому давайте прощаться как бы не навсегда.
Я слушал босса вполуха. Больше всего мне не хотелось терять внутри себя ту мажорную ноту, которую я поймал вчера вечером. Какое мне дело до проблем перископовских тиранов? Я представил себе, каким был Игорь Борисович в мои годы. Как он разлагается от жары в будке дежурного при комендатуре Потсдама, как продвигается по службе, подталкивая оступившихся, как на офицерской пьянке мерится членами с однополчанами. Я увидел, как Бочкин в дырявых трениках и кедах ходит по физкультурному залу между выгнувшихся мостиком десятиклассниц и, разбегаясь глазенками, монотонно считает: «Раз, два, три, четыре…» Как позднее, забросив педагогику, он лыбится сонным пассажирам в электричке и зычно выкрикивает: «Уважаемые дамы и господа! Сегодня я хочу предложить вашему вниманию журнал \'\'Выхухоль\'\', в котором вы сможете прочитать следующие сенсационные материалы. Мертвые не потеют – история маньяка Ялдонина. В постели с Валерией Новодворской. Кот загрыз бандита. Тантрический секс на Рязанщине. А также анекдоты, загадки, шарады и специально для вас дебильный суперкроссворд, разгадав который даже вы сможете почувствовать себя эрудитом. Ни в одном другом издании вы не найдете такого детального описания половых актов и подробных советов по расчленению трупов…»
– Егор Романович, – голос Воронина вернул меня в реальность. – Вы сияете, как начищенный самовар, а у меня, например, глаза плачут. Расскажите нам, что вас так радует. Может, вы клад нашли?
Ситуация напомнила мне школу, когда меня вызывают к доске с невыученным домашним заданием. Только дневник я сегодня не прихватил, а держать натянутой тетиву самоконтроля дольше не было сил.
Сначала я не узнал прорвавшийся из меня смех. Подобные звуки издает мотор «запорожца», когда его пытаются завести в январе. Воронин с Бочкиным застыли, словно скульптурная композиция «Не понял?». Я прокашлялся и ощутил на языке первые готовые к употреблению слова.
– Меня… в общем… задрало… бизнес… бизнес… ебизнес…
– В смысле? – не понял Воронин.
– Послушал вас и захотел домой, – я наконец-то сформулировал главную мысль и посмотрел Воронину в глаза. – Сами пишите свой фармагеддон.
– В «Премьер» или в «Дорожник»? – бесцветным голосом поинтересовался Бочкин.
– В «Придорожник», – я ощутил себя летящим на лыжах с Пухтоловой горы, когда падать от испуга уже поздно. – Нельзя жить будущим. Нет никакого будущего. Есть настоящее, где у меня растет хвост. И если однажды не положить себя под скальпель, можно всю жизнь видеть волны Варадеро, засыпая в метро. Вот такая у меня теперь хирургия. Пошли вы все на хрен. И расчет свой в жопу засуньте.
Я поднялся со стула на дрожащих почему-то ногах и развернулся в сторону двери. Но выход загораживали коллеги, сидевшие сомкнутыми беззвучными рядами. Сидевшая за моей спиной ответсек Ирина подскочила и отпрянула, давая мне пройти, словно я собирался вцепиться ей в ногу и увлечь на дно Рейхенбахского водопада.
– Вот увидишь: покуражится, оголодает и пойдет в «Дорожник», – Бочкин как будто предлагал Воронину пари.
Я обернулся к людям и не встретил ни одной дружеской улыбки. Хотя, возможно, в глазах Вайсмана пробежала тень одобрения. У Юли Добродеевой шевелился рот, взгляд Волчека уже терзал мое тело столовым ножом, расчленял его и спускал в унитаз.
– Вряд ли, – заметил я по поводу «Дорожника» и вышел из кабинета, от души хлопнув дверью.
Эпилог 19:40
Я налегал на весла, словно участвовал в Оксфордской миле. Ладожская вода хватала лопасти своими прозрачными руками, как будто не хотела меня отпускать. Но я уже понял – мне не место среди этих шумящих у воды сосен. Сюда нужно приезжать, чтобы продышаться, прочистить чакры, сойти с ума от вареной на костре картошки. А потом, когда каждый проведенный здесь час будет отдаваться укорами совести, нужно изготовить копье, выковать новый щит и вернуться туда, где тебя разгромили.
Конечно, я не про «Перископ», не про «Премьер» или «Дорожник». Я про каменные джунгли, где меня угораздило родиться и от власти которых я не избавлюсь до конца жизни. Здесь надо победить. И чтобы все узнали о моей победе, нужно будет купить сверкающий джип и заделать квартиру в стиле ампир. Нужно возить белокурую студентку на остров Пасхи и выкладывать в Интернет фотографии с местными истуканами. Нужно иногда участвовать в качестве эксперта в телепрограммах, где советовать людям делать то, чего сам никогда бы не сделал. Тогда меня начнут уважать окружающие, и заодно с ними я сам начну себя уважать.