Абреки Шамиля [СИ]
Шрифт:
— Ну да, вам, батенька, должно быть виднее, вы с этими басурманами живете бок о бок, — с подозрением оглядывая казака с ног до головы, покивал толстым носом командир батальона. — И что же вы, в таком случае, можете нам предложить?
— Надо выследить, в каком месте они чаще всего устраивают засады и на том рубеже накрыть их самих.
— Как все просто… Но на словах, голубчик, пока только на словах.
— Дозвольте этот маневр провести нам, ваше высокоблагородие, — чувствуя, что веры ему столько же, сколько и горцу, покривился сотник. — Нам не впервой сталкиваться с чеченскими вертлявыми приемами.
— Пусть будет по вашему, господин сотник, — как–то скрытно ухмыльнулся коротышка. — Хочу вас все–таки предупредить, что если из вашей затеи ничего хорошего не получится, то всю отвественность за срыв наступления я возложу на вас.
Подполковник подтянул живот и надул полные губы, отчего стал похож
Ранним утром следующего дня несколько верховых терцов покинули разбитый недалеко от русских войск казачий стан и галопом поскакали к лесу. Оттуда чаще всего выпрыгивали подвижные группы абреков, не давая основным силам пехотного батальона пройти ближайшей дорогой на Гудермесский аул, а затем на Аргунский и Шалинский населенные пункты, чтобы углубиться в горы. Не доезжая до лесного массива с полверсты, Дарган заставил станичников спешиться и обмотать лошадиные копыта тряпками. Двоим из них он приказал выдвинуться вперед, чтобы разведать обстановку. Как только они растворились в темноте, снова посадил казаков на коней и не спеша тронулся следом. Зимнее солнце еще не выглянуло из–за горной гряды, долину заполнял синеватый туман, подмерзший снег слабо отблескивал от крутобокого месяца и от ярких звезд на темного бархата небе. Теперь он хрустел не как днем — долго и глухо, а звонко и отрывисто, и требовалось соблюдать повышенные меры предосторожности. Отряд почти добрался до черной стены леса, когда из темноты появились оба разведчика, они рассказали, что дорога до выхода из массива пуста, и что вряд ли абреки используют ее для нападений. Скорее всего у них имеется тайная тропка, по которой они подбираются поближе к лесной кромке и, накопив силы, делают молниеносный бросок. Дарган решил обойти лес вокруг, он был уверен, что в это время суток отряду никто не встретится. Бандиты нападали или ближе к вечеру, или ночью, или ярким днем, когда часовые, даже те, которые были выставлены по периметру бивуака, млели от пригревающего их солнышка. Где–то на середине пути поднявшийся ветерок принес слабый запах дыма, станичники перекинули винтовки на грудь, закрутили носами. Но переменившийся ветер не дал возможности засечь место, откуда запахло костром. Дарган снова приказал казакам спешиться, оставив лошадей под присмотром троих терцев, он развернул остальных цепью и повел в чащу. Он верил в своих людей, знал, что каждый из них обладал звериным чутьем. Маневр оправдал себя, скоро один из разведчиков подал условный сигнал, когда все собрались вокруг него, молча указал рукой на небольшую поляну за стеной кустов. На ней никого не было, лишь посередине чернело пятно золы. Станичники обследовали прилегающую местность, выяснилось, что к стоянке вели несколько узких тропок, они сбегались к ней со всех строн. Абрекам не нужны были главные дороги, на которых их пытались поймать русские патрули, свои пути они пробили среди корявых деревьев и каждый из них вел к родному аулу. Посовещавшись, казаки решили устроить здесь засаду, о чем по прибытии в расположение войск Дарган доложил командиру батальона.
— Так вы говорите, что к той поляне они пробили не одну тропу? — потирая руки, сиял круглым лицом подполковник. — Это замечательно, когда аспиды соберутся, всех их скопом там и накроем.
— С горцами надо быть очень осторожными, ваше высокоблагородие, — решил предупредить чувствительного русского офицера Дарган. — Они обладают звериным чутьем.
— Ну, это нам известно. Так скольких казаков вы оставили в засаде?
— Двадцать человек притаил, более не надо. Я приказал им угнездиться между ветвями деревьев вокруг той поляны, чтобы отсечь пути отхода. А как начнется пальба, мой отряд, который будет в готовности, сразу поспешит им на подмогу.
— Двадцать человек всего? Ну, батенька, вы меня озадачили, на целую банду абреков горстка храбрецов, — приподнял светлые бровки подполковник. — Покажите это место моему командиру разведчиков и я дам команду направить туда роту солдат, чтобы ни один из бандитов не выскочил из кольца живым. С этими басурманами пора кончать.
— Прошу прощения, ваше высокоблагородие, но я боюсь, что будет много шума, — попытался Дарган образумить славного вояку. — Вам самим должно быть известно, что когда много шума, тогда ничего не получается.
— Господин сотник, попрошу со мной не спорить, а исполнять то, что приказал старший по званию, — коротышка вытащил из кармана армейских штанов большой носовой платок и промакнул им вспотевший лоб. — И не забывайте, что это не мой батальон придан вашей
— Слушаюсь, ваше высокоблагородие, — приложил руку к папахе Дарган. Уточнил. — Тогда казаков я из засады снимаю, потому что на их место придут ваши солдаты.
— Можете оставить с десяток своих людей, ведь вы же нашли ту полянку… А впрочем, не надо, спасибо за службу.
Несколько дней армейская часть жила мирной жизнью, по всей округе не было зарегистрировано ни одного разбойного нападения. Но подполковник не решался трогаться дальше, не расправившись с бандитами. Место тайной их стоянки было окружено плотным кольцом солдат, открытыми остались лишь подходы к нему. Но абреки как сквозь землю провалились. Да и кто бы сунулся на ту поляну, когда пехотная засада была видна за версту. Дарган снял почти всех казаков, кроме четверых наблюдателей — по одному на каждую сторону света, приказав в случае чего немедленно дать знать лично ему. Угнездившись на вершинах деревьев, терцы замаскировались так, что даже матерые бирюки под теми стволами без опаски метили свои территории.
И гром не заставил себя ждать. К концу солнечного дня, когда начали расплываться летучие тени, а от теплого сырого воздуха клонило ко сну, к поляне выдвинулись несколько групп абреков. Они оставили коней за кромкой леса, обмотали ноговицы тряпками и приближались к засаде со всех сторон, двигаясь между деревьями бесшумными привидениями. Разбойников казачьи разведчики заметили вовремя, они открыли стрельбу, одновременно отходя к кольцу поляны. Их лошади были спрятаны в небольшой ложбинке, оказавшейся теперь за спинами наступающих, и добраться до них стало невозможно. Но предупреждение прозвучало слишком поздно, с яростными криками горцы набросились на солдат. Началась кровавая свалка. Крики, вопли, ругань, хряск костей, редкие выстрелы со звоном булатной стали — все слилось в один сплошной гул, принявшийся заполнять лес. Бой набирал смертельные обороты. Солдаты выставляли вперед штыки, отбивались саблями и палашами, они стремились сплотить ряды и образовать живую стену, как их на полигонах учили отцы командиры. Но все было тщетно, стволы и сучья мешали нанести прицельные удары, ветви как живые выбивали сабли из рук, а деревья накрепко зажимали вязкими древесными тисками острые штыки, делая солдат беззащитными. Абреки снежными барсами скользили от одного пехотинца к другому, вступая с ними в короткую схватку, и те, привыкшие к штыковым атакам на равнинных просторах, не выдерживали натиска, открытой грудью — по русски — бросаясь на разбойников. Лишь терцы вертелись куницами, попавшими в капканы, успевая защитить себя и помочь солдатам, потерявшим оружие. Они образовывали перед собой шашками стальной круг, не подпуская врага до тех пор, пока поверивший в их искусство русский воин не подбирал саблю или винтовку и не вступал в поединок снова. Скоро под командой казаков организовалось четыре устойчивых очага сопротивления, они постепенно начали сливаться в один оборонительный круг. Горцы, не знавшие доставшихся русским от римлян приемов, по прежнему хаотично наскакивали на защитников, мешая друг другу. С искаженными яростью лицами и с разодранными в криках ртами, они по нескольку человек кидались на ощетинившиеся оружием группы солдат и отскакивали назад, едва успевая увернуться от длинных штыков или сабель.
Наконец все четыре группы защитников собрались в один тугой кулак, но он был настолько мал, что абрекам не составило труда окружить его со всех сторон, методично выбивая из рядов то одного, то другого воина. Покрасневший от крови снег вокруг усеяли убитые солдаты в пехотном обмундировании, среди которых редко попадались трупы горцев в черкесках и в бешметах. И когда пик боя достиг своей критической точки, один из казаков с урядницкими погонами крикнул что–то юнцу с едва пробившимися усами и в сбитой на затылок папахе. Черные глаза у малолетки горели огнем, рукава черкески были закатана до локтей, он вздымал шашку над головой и молниеносным росчерком опускал ее вскользь не на стоявшего перед ним абрека, а на его соседа. Вокруг него уже валялось несколько трупов, а целая куча разбойников, мечтавшая его зарубить, все не уменьшалась. Это был Чигирь, сын подъесаула Савелия и родной племянник сотника Даргана, по примеру своего двоюродного брата Панкрата не поехавший на учебу в Москву, а решивший пойти по стопам знаменитого дяди.
— Чигирька, выскакивай за кольцо! — отбивая сабельные удары наседавших на него горцев, снова крикнул урядник. — Садись на коня и скачи к Даргану за подмогой. Мы тебя прикроем.
— Я останусь с вами, дядюка Тимофей, — не оборачиваясь, откликнулся малолетка.
— Выбирайся из боя, стервец, — крепко выругался станичник. — Мы долго не продержимся, их тут как воронья слетелось.
— А ты, крестный? — отступая за мгновенно сомкнувшееся за ним кольцо из русских солдат, крикнул молодой удалец.