Агент его Величества
Шрифт:
– Да. Но хочу предупредить, что господин Твид – занятой человек, и не имеет привычки менять своё расписание. Если он что-нибудь наметил на сегодня, то ожидать его бесполезно.
– Передайте ему, что у меня дело чрезвычайной важности, касающееся будущего Демократической партии.
– Мы передадим. Если желаете, можете поговорить по этому поводу с господином Фернандо Вудом – он как раз здесь.
– С Вудом? Н-нет, пожалуй. Я буду говорить только с Твидом.
– Как хотите.
Клерк предложил Камерону присесть и ушёл. Минут через пять он вернулся вместе с Вудом.
– Господин Камерон? Какая приятная неожиданность, – сказал бывший
– В его голосе чувствовалось злорадство, и Камерон не стал скрывать раздражение.
– Бросьте, Вуд. Какая к чёрту приятность! Оставьте свои любезности. Я пришёл по делу.
– Быть может, я смогу помочь вам?
– Вы послали за своим сахемом?
– Да.
– Ну и прекрасно. Пока я не увижу его, не пророню ни слова. Так и знайте.
– К чему эта агрессия, господин Камерон? Мне ли с вами пререкаться? Вы – отставной министр, я – отставной мэр. Мы прекрасно поймём друг друга.
– Камерон опасливо посмотрел на него.
– Не надо умащать меня своими куртуазностями, Вуд. Либо я говорю с Твидом, либо ни с кем.
– Разумеется. Не желаете чаю? Самый лучший, из британских колоний Ост-Индии.
– Хотите меня отравить? А впрочем, какая разница… Тащите.
Горячий напиток несколько успокоил его. Он пришёл в себя после переживаний этого дня и смог осмыслить своё положение. Полиция заодно с русскими – это было ясно. Но имеет ли к этому отношение Линкольн? Сомнительно. По всей видимости, шакалит кто-то из местных. Опдайк? Едва ли. Скорее, один из мануфактурщиков, которому Камерон перешёл дорогу. Кто именно? Неважно. Им несть числа. Лучше подождать, пока всё само прояснится.
Твид явился на удивление быстро. Даже отставной министр, хотя привык к почёту, был приятно поражён такой оперативностью. Он сразу приободрился. Значит, здесь ценят его и считают важным гостем. После двух лет беспрестанных унижений это была хорошая новость.
Твид, однако, не выглядел чересчур обрадованным визитом опального политика. Напротив, сведённые к переносице брови подсказывали, что он озадачен и крайне недоволен.
– Говорите, что у вас за дело, и поторапливайтесь, – сходу бросил он Камерону, появляясь в холле. – Я не люблю, когда меня отвлекают от важных занятий.
– Мне бы хотелось потолковать с вами наедине, – сказал Камерон, немного оробевший от такого вступления.
– Несомненно. Пойдёмте за мной.
Они миновали зал приёмов, свернули в один из боковых коридоров и дошли до скромной двери в конце. Твид отпер её ключом, вошёл внутрь, кивнул гостю на роскошный сафьяновый диван у стены. Сам устроился в глубоком кресле и положил потные руки на колени.
– Что вы хотите? – коротко спросил он.
Убежища, – столь же коротко ответил тот.
– От кого?
– От полиции и русских.
– Твид почесал голову.
– Вас объявили в розыск?
– Пока нет.
– Так чего же вы боитесь?
– Меня преследуют, чтобы арестовать.
– Русские?
– И русские тоже.
– Любопытно. Чем же вы им насолили?
– Так, всякие пустяки… Мелочь.
– Насколько потянет эта мелочь?
– Камерон подумал.
– Тысяч, пожалуй, на сто.
– Почему я должен вам помогать?
– Я имею связи, у меня остались разные счета…
– Мусор, – отмахнулся Твид. – Кому нужны связи скомпрометированного политика? А ваши счета наверняка скоро опечатают.
Камерон исподлобья посмотрел на него, затем полез за пазуху и выложил рядом с собой пачку банкнот.
– Я
Твид вдруг рассмеялся.
– А вы – боец. Люблю таких. Даже в цепких лапах полиции вы пытаетесь извернуться. Но увы, я не играю прогоревшими бумагами. Счастливо оставаться. – Он поднялся.
Камерон не двинулся с места.
– У меня есть компромат на Опдайка, – глухо промолвил он.
Твид заинтересованно поднял бородатый подбородок.
– Я вас слушаю, – медленно произнёс он.
– Он дал мне взятку, чтобы получить подряд на пошив мундиров для армии. Военное ведомство сильно переплатило ему. Мне известно это наверняка, поскольку конкуренты Опдайка готовы были выполнить наш заказ в два раза дешевле. Можете спросить у заинтересованных лиц. – Он поднял покрасневшие глаза на сахема. – Скоро грядут выборы, Твид. Если демократы второй раз проиграют их, отмыться от этого вам будет очень трудно.
– А вы умеете убеждать. Думаю, вы пригодитесь нам. Я потолкую с Вудом насчёт вашей участи.
Камерон поднялся, чувствуя слабость в ногах. Вся его жизнь, все шестьдесят пять лет вдруг навалились невыносимой тяжестью. Он прикусил губу, чтобы не заплакать от стыда и унижения. Твид подошёл к двери.
– Следуйте за мной, мистер Камерон.
Адрес Грохоли Нисон выяснил в городском муниципалитете. Тот жил по соседству с убитым Моравским, что было вовсе не удивительно – оба держали одну и ту же компанию. Перед тем как отправиться к поляку, сыщик, предчувствуя серьёзный разговор, напялил под жилетку металлический корсет. Пусть неудобно, зато спокойно. Кто его знает, что выкинет этот Грохоля. Недаром Соммерс пожелал Нисону упокоения души после встречи с поляком.
Дома, однако, следователь Грохолю не застал. Этого, впрочем, следовало ожидать. Как любой предприниматель, поляк неотлучно пребывал в конторе, что находилась в районе гавани. Туда Нисон и направился.
После Пяти Углов гавань была самым криминальным районом города. Там толклись бесчисленные аферисты, карманники, пьянчуги, а также тучи проституток. Последних было так много, что гавань по праву слыла крупнейшим прибежищем разврата во всей Новой Англии. Это и понятно – моряки, изголодавшиеся после долго плавания, готовы были бросаться на всякую подвернувшуюся женщину. Разумеется, среди борделей существовала своеобразная иерархия. Те, что были подороже, располагались ближе к порту, украшенные завлекательными надписями и рисунками, ну а разные непритязательные притоны, в которых доживали свой век шлюхи-пенсионерки и подрабатывали телом жёны и дочери рабочих, теснились в тёмных закоулках, скрытые от глаз гостей города. Таким образом, матросы, обуянные плотским вожделением, торопились оставить в дорогих вертепах кругленькие суммы и, к вящей радости ночных королей, просто не успевали донести их до заведений подешевле. Налоги, взимавшиеся с легальной проституции, составляли немалую часть городской казны, в силу чего власти закрывали глаза на многие сомнительные проделки, творившиеся в этом районе.