Ахульго
Шрифт:
– Аул не воюет, и на том спасибо.
– Пока там Джамал главный, Чиркей вам не союзник, – объявил Биякай.
– А если бы я…
– Ах, вот оно что, – понятливо улыбнулся Пулло.
– В приставы метишь?
– Воля ваша, – опустил глаза Биякай.
– А если я буду командовать в Чиркее, вам будет только польза. Всех мюридов выгоню!
– Это не мне решать, – сказал Пулло.
– Это заслужить надобно.
– Вот и я говорю, заслужить, – кивал Биякай.
– А если снова пошлете к Шамилю Джамала, он ему все расскажет, как тут и что, и будет его уговаривать, чтобы не сдавался.
– Думаешь, шпионит? – задумчиво спросил Пулло.
– Конечно! – воскликнул Биякай.
– Лазутчик шамилевский. И сын его тоже!
– Так-так, – нервно барабанил по столу пальцами Пулло.
– Нелишне будет принять меры.
– Очень надо! – настаивал Биякай.
– Этот Джамал на меня так смотрит, будто убить хочет. Я бы поговорил с ним, как следует, но я же на службе. Без разрешения начальства не смею.
– Вот что, любезный, – сказал Пулло.
– Напиши-ка ты мне все это на бумаге, а уж я представлю по начальству. Слова словами, а рапорт – это уже кое-что. Приструним твоего Джамала.
– Не моего, господин полковник, – испуганно поправил Биякай.
– Шамилевского!
– Генерал-майор, а не полковник! – напомнил Пулло.
– Рапорт! По всей форме!
Биякай добился своего. Прочитав донос Биякая, Граббе заподозрил Джамала в сочувствии Шамилю и велел ему не покидать лагерь, сославшись на то, что его услуги еще могут потребоваться. Для надежности к Джамалу приставили двух солдат. Сначала Граббе хотел даже арестовать Джамала и его сына, но взбунтовавшийся Чиркей был ему ни к чему. Разбирательство дела Джамала Граббе отложил до лучших времен, по окончании кампании против Шамиля.
Для переговоров с имамом было решено отрядить Биякая, который сразу почувствовал себя весьма важной персоной. Готовясь к визиту на Ахульго, он принарядился и почистил свое оружие. Но мысли его были в Чиркее. Если бы Граббе не удалось победить Шамиля, Биякаю было бы опасно возвращаться в аул. Но если Граббе добьется своего, то судьба Биякая обещала перемениться. Засыпая, он сладостно мечтал о том, как возьмет Чиркей в кулак, разделается со старыми недругами и заживет не хуже хана.
Наутро Биякай, снабженный запечатанным конвертом и соответствующими инструкциями, отправился на Ахульго в сопровождении роты куринцев.
Глава 105
Полная блокада, установленная Граббе вокруг Ахульго, скоро дала о себе знать. Но до того, как это случилось, к Шамилю прибыли наибы Сурхай и Муртазали Оротинский, которые привели около пятидесяти воинов и обнадежили Шамиля скорым прибытием трехсот ополченцев во главе с наибом Лабазаном Андийским. Затем должен был подойти Ташав-хаджи с ичкерийцами. Еще несколько сотен шли на помощь из даргинских обществ. Но путь уже был отрезан. Ополченцы вступали в схватки с ханскими милициями, стоявшими на подступах к Ахульго, но силы были слишком неравны.
На самом Ахульго уже не осталось скрытых от ядер мест. С высот противоположного берега все, что было раньше скрыто от войск и артиллерии Граббе, просматривалось теперь, как на ладони. Движение через переправу замерло. Спуски к реке, по которым еще можно было безопасно ходить за водой, обстреливались снайперами, и был ранен мальчишка, рискнувший принести воду днем. Облегчение, снизошедшее на Ахульго после первых переговоров и удачной вылазки наибов, сменилось тревожным ожиданием.
Шамиль собрал совет, чтобы решить, как быть дальше. Одни предлагали драться до последнего, другие – прорываться из окружения. Шамиль все еще надеялся, что ополченцы скажут свое слово и что сам Граббе не выдержит долгой осады. Многочисленному отряду и требовалось многое, и все приходилось везти из Шуры, а это было не так просто. Стоило этому потоку прерваться на неделю-другую, и все могло измениться. А Жахпар-ага сообщал ему, что в отряде зреет недовольство, которое усиливалось с каждым днем. Но и положение Ахульго день ото дня становилось тяжелее.
И вдруг снова появилась надежда. Юнус принес известие, что на стороне противника выставлен сигнальный флаг и Граббе опять шлет Шамилю письмо.
Имам с наибами направились навстречу посланцу Граббе.
– Я думал, что переговоров больше не будет, – размышлял Шамиль.
– Может, Ташав поднял народ и угрожает запереть генерала? – предположил Балал Магомед.
– Или Ага-бек привел людей, – надеялся Ахбердилав.
– Или генерал понял, что Ахульго ему не по зубам, – сказал Омар-хаджи.
– Или снаряды кончились. А может, и солдаты отказались воевать. Зачем им эти голые горы?
На Ахульго уже знали о наступившем перемирии, и люди снова поднялись на поверхность из душных подземных жилищ.
По пути Шамиль увидел толпу, окружившую слепого сказителя. На Ахульго давно не звучали песни, и люди собирались со всех сторон, чтобы послушать почтенного аксакала.
Шамиль торопился и прошел бы мимо, если бы не услышал, о чем поет старик. Это была песня о славном Хочбаре.
– Послушайте, люди, о Хочбаре я вам расскажу. Об орле из Гидатля, которого ханы боялись, Который по сотне овец беднякам раздавал И по десять коров из ханского сытого стада!
Люди знали это предание, но готовы были снова и снова слушать сказание о народном герое. Хочбар был предводителем вольного Гидатлинского общества, которое противостояло хунзахскому хану. Хан не раз пытался расправиться с Хочбаром, но тот всегда выходил победителем. Тогда коварный Нуцал-хан задумал обмануть его.
Старик, постукивая пальцами по трофейному барабану, пел:
– От Нуцал-хана к Хочбару явился посланец. В гости зовет, говорит, будто хан хочет мира.
И спросил гидатлинский герой у матери старой: – Идти ли мне к хану, идти ли в Хунзах ненавистный? – Не ходи, – отвечала она.
– Хан этот зол и коварен, И кровь, что стоит между вами, вовек не остынет. Но все же пошел он в Хунзах, чтобы Нуцал не ославил, Не объявил, что Хочбар был герой, а теперь испугался…
Дети слушали сказителя, затаив дыхание. Они были еще малы, но уже хорошо понимали, о чем эта песня, и живо представляли себе то, о чем в ней говорилось. Вот храбрец Хочбар явился в Хунзах, пригнал в подарок хану быка, а его жене подарил перстень. Но что он услышал в ответ?