Алая заря
Шрифт:
Соня неподвижно просидела до конца песни с пустой головой, несмотря на веселую музыку, мрачнея с каждой секундой все больше и больше.
Под “Мираж” она встала с дивана.
— Я домой.
— Ты еще не все узнала, — равнодушным голосом сказал Тимур Андреевич.
А ведь могло быть еще что-то… более ужасное!
Соня яростно замотала головой.
— Я ничего больше не хочу знать. Я хочу домой.
“Идем мы пустыней безлюдной…”
— Ну, — пожал плечами Тимур Андреевич. — Приходи опять, как появятся вопросы.
— Я больше не приду.
— Да-да, — покивал
“И трудно в песках нам идти… Мираж… мираж… опять мираж…”
Соня ушла бесшумно и ни разу не оглянувшись.
Глава десятая, в которой проливается кровь
К вечеру лучше не стало, но и хуже — тоже нет.
Когда Соне было четырнадцать, бабушка в первый раз — и, как потом оказалось, в последний — взяла ее с собой в свое любимое ежегодное летнее путешествие по Волге на теплоходе. Мало того, что лишили смены в пионерском лагере, так еще и плавание это никакого удовольствия не принесло, потому что Соню сильно укачивало и штормило все то время, что она провела на борту.
Сейчас она чувствовала себя примерно так же.
Однако за домашними делами ей немного удалось отвлечься.
Перед тем, как вернуться домой, она побродила по городу, чтобы закупиться едой. В магазине возле дома бабы Вали было не густо, а Соня всерьез решила прислушаться к совету Тимура Андреевича и приготовить что-то сытное — вдруг и правда сил наберется. Внутреннее желание идти наперекор его словам было сильным, но бесполезным. Себе же хуже будет, если делать все ровно наоборот. Поэтому она отправилась на поиски мяса и нашла его в магазине через три улицы.
От запаха плова вернулся дикий голод, и Соня с радостью навернула аж две тарелки. Баба Валя пожаловалась на “твердоватый” рис, но вкусное мясо явно оценила и с аппетитом съела все, что перед ней поставили.
— Многовато ешь, — только и сказала она, когда Соня дожевывала четвертый пряник без чая.
— Восполняю силы после трудного рабочего дня.
— Трудный рабочий день у тебя был бы на заводе. А с детишками одно удовольствие работать должно быть.
Насколько Соне было известно, баба Валя всю жизнь проработала в сборочном цеху Горьковского автозавода. К Сониному преподаванию она относилась хорошо, хоть и не понимала надобности в предмете, но лишний раз не могла отказать себе в напоминании о том, как усердно трудилась сама в свое время и что нынче молодежи намного проще жить и работать.
Соня на рожон не лезла и всячески поддакивала, но сегодня настроения притворяться, что она согласна со всем, что ей говорят, не было. Она молча собрала тарелки и пошла мыть посуду, а баба Валя по десятому кругу начала рассказывать о том, как ей жилось в военное время. Новых деталей в этих рассказах никогда не прибавлялось, поэтому Соня слушала ее вполуха.
Намывая старую чугунную сковородку, она невольно и с тревогой прислушивалась к своему телу. И что дальше?
А может, все же отравилась? Просто так совпало, что именно в это время она встретила больного человека с безумными фантазиями. Потому-то и история сложилась до безобразия складно.
Что умели
В пионерском лагере страшилки любили все. Даже трусливая Соня. Она часто занимала койку у стены, поэтому после отбоя отодвигалась поближе к ней, чтобы монстры из страшных выдумок не хватали ее за ноги из-под кровати, заворачивалась в тонкое одеяло и наружу выставляла только одно ухо — слушать истории соседей по комнате — страшно, но любопытно.
Про вампиров она, скорее всего, там и услышала в первый раз. Их еще некоторые ребята называли упырями. Выходят ночью, пьют кровь, убить можно осиновым колом — прибить, так сказать, к земле ожившего мертвеца. Звучало жутко, но, по правде говоря, Соня тогда больше боялась Пиковую даму. А теперь…
Тимур Андреевич ничего про кол не сказал. Если бы он убивал, то он бы его сам в себя воткнул, раз умереть хотел, нет? И вообще он предлагал ей охотничий нож!
Соня нахмурилась.
Как вообще можно было хотеть умереть? Уму непостижимо! Хуже всего то, что он считал, что она могла бы замарать свои руки и позволить ему умереть, чтобы ему самому не пришлось мучиться от невозможности сделать это самостоятельно. Отвратительно! Она ни за что на свете это сделает. Пусть он живет дальше в наказание за зло, которое совершил!
Соня помыла раковину и столы, вытерла руки и только после этого заметила, что бабы Вали уже давно нет. Судя по доносившимся из зала приглушенным разговорам, она ушла смотреть телевизор.
Когда Соня потянулась за ножом, у нее подрагивала рука.
Она просто проверит.
Собственная кровь вряд ли была по душе вампирам, но Соня не особенно задумывалась об этом, когда резала кончик указательного пальца. Если она все-таки вампирша, то что-то наверняка заметит и почувствует.
Порез оказался глубже, чем она планировала, и очень болезненным.
Соня закусила губу, чтобы пережить эту боль достойно и молча, не привлекая внимание бабы Вали с ее весьма чутким для старушки слухом. Затем она, скривив лицо, на пробу лизнула алую каплю у основания пальца.
Гадость.
На вкус кровь была ровно такой же, какой Соня помнила ее с детства, когда зализывала ранки после слишком активной и небезопасной беготни.
Почему-то она думала, что вкус изменится.
Надежда на то, что все неправда, что ее подло обманули и что она идиотка самая настоящая, раз поверила старику, который даже не выглядел достаточно добропорядочным, вспыхнула быстро, как спичка, и тут же погасла.
Соня поднесла дрожащий палец к глазам, чтобы убедиться в том, что глаза ее не обманывают, резко зажмурилась, распахнула их и проморгалась, чтобы увлажнить и вернуть зрению четкость.
Кровь из пореза остановилась, а сам он — Соня готова была поклясться — больше напоминал уже царапину.
Она непрерывно смотрела на палец, пытаясь уловить изменения, но ничего не происходило, и она отважилась потереть засохшую кровь и тонкую корочку на ранке большим пальцем, а когда отодвинула его, увидела чистую кожу без единого намека на шрам.