Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
целуи, объятия — это было где-то д а л е к о , — далеко и не
реально. Что меня не столько тянуло, сколько толкало
к Блоку?.. «Но то звезды в е л е н ь е » , — сказала бы Леонор
у Кальдерона 10. Да, эта точка зрения могла бы выдер
жать самую свирепую критику, потому что в плане «зве
зды» все пойдет потом как по маслу: такие совпадения,
такие удачи в безнаказанности самых смелых встреч сре
ди бела дня, что и не выдумаешь! Но
что Блок, хотя и не воплощал моих девчонкиных байро-
ническо-лермонтовских идеалов героя, был все же и на
ружностью много интереснее всех моих знакомых, был
талантливым актером (в то время ни о чем другом, о
стихах тем более, еще и речи не было), был фатоватым,
но ловким «кавалером» и дразнил какой-то непонятной,
своей мужской, неведомой опытностью в жизни, которая
не чувствовалась ни в моих бородатых двоюродных бра
тьях, ни в милом и симпатичном, понятном Суме — сту
денте, репетиторе брата.
Так или иначе, «звезда» или «не звезда», очень скоро
я стала ревновать и всеми внутренними своими «флюи-
142
дами» притягивать внимание Блока к себе. С внешней
стороны я, по-видимому, была крайне сдержанна и холод
н а , — Блок всегда это потом и говорил мне, и писал.
Но внутренняя активность моя не пропала даром, и
опять-таки очень скоро я стала уже с испугом заме
чать, что Б л о к , — да, п о л о ж и т е л ь н о , — перешел ко мне, и
уже это он окружает меня кольцом внимания. Но
как все это было не только не сказано, как все это
было замкнуто, сдержанно, не видно, укрыто. Всегда
можно сомневаться — да или нет? Кажется или так
и есть?
Чем говорили? Как давали друг другу знак? Ведь в
этот период никогда мы не бывали вдвоем, всегда или
среди всей нашей многолюдной молодежи, или, по край
ней мере, в присутствии mademoiselle, сестры, братьев.
Говорить взглядом мне и в голову не могло прийти; мне
казалось бы это даже больше, чем слова, и во много раз
страшнее. Я смотрела всегда только внешне-светски и
при первой попытке встретить по-другому мой взгляд
уклоняла его. Вероятно, это и производило впечатление
холодности и равнодушия.
«Нет конца лесным тропинкам...» 11 — это в Церков
ном лесу, куда направлялись почти все наши прогулки.
Лес этот — сказочный, в то время еще не тронутый топо
ром. Вековые ели клонят шатрами седые ветви; длинные
седые бороды мхов свисают до земли. Непролазные чащи
можжевельника, бересклета, волчьих ягод, папоротника,
местами
заросли крупных и темнолистых, как нигде, ландышей.
«Тропинка вьется, вот-вот потеряется» 12. «Нет конца
лесным тропинкам».
Мы все любили Церковный лес, а мы с Блоком осо
бенно. Тут бывало подобие прогулки вдвоем. По узкой
тропинке нельзя идти г у р ь б о й , — вся наша компания рас
тягивалась. Мы «случайно» оказывались рядом. Помол
чать рядом в «сказочном лесу» несколько шагов — это
было самое красноречивое в наших встречах. Даже крас
норечивее, чем потом, по выходе из леса на луговины
соседней Александровки, переправа через Белоручей —
быстрый, студеный ручей, журчащий и посейчас по раз
ноцветным камушкам. Он не широк, его легко перепрыг
нуть, ступив один раз на какой-нибудь торчащий из воды
большой валун. Мы всегда это легко проделывали одни.
143
Но Блок опять-таки умудрялся устроиться так, чтобы без
невежливости протянуть для переправы руку только мне,
предоставляя Суму и братьям помогать другим барыш
ням. Это было торжество, было весело и задорно, но в
лесу понятно было большее.
В «сказочном лесу» были первые безмолвные встречи
с другим Блоком, который исчезал, как только снова на
чинал болтать, и которого я узнала лишь три года
спустя.
Первый и единственный за эти годы мой более сме
лый шаг навстречу Блоку был вечер представления «Гам
лета» 13. Мы были уже в костюмах Гамлета и Офелии,
в гриме. Я чувствовала себя смелее. Венок, сноп полевых
цветов, распущенный напоказ всем плащ золотых волос,
падающий ниже колен... Блок в черном берете, в колете,
со шпагой. Мы сидели за кулисами в полутайне, пока го
товили сцену. Помост обрывался. Блок сидел на нем, как
на скамье, у моих ног, потому что табурет мой стоял вы
ше, на самом помосте. Мы говорили о чем-то более лич
ном, чем всегда, а главное, жуткое — я не бежала, я
смотрела в глаза, мы были вместе, мы были ближе, чем
слова разговора. Этот, может быть, десятиминутный раз
говор и был нашим «романом» первых лет встречи, по
верх «актера», поверх вымуштрованной барышни, в стра
не черных плащей, шпаг и беретов, в стране безумной
Офелии, склоненной над потоком, где ей суждено погиб
нуть. Этот разговор и остался для меня реальной связью
с Блоком, когда мы встречались потом в городе уже со