Александр Михайлович Зайцев
Шрифт:
56
доценты Московского университета М. И. Коновалов и И. А. Каблуков были докторами химии, но не профессорами. Того и другого (через ректора) конфиденциально запросили о возможном желании занять «вакантную» кафедру в Казанском университете. В ответе и. о. ректора Московского университета было сообщено, что «гг. Коновалов и Каблуков, выражая свою искреннюю благодарность за оказанное им внимание, уведомили, что, по сложившимся обстоятельствам, они не признают возможным занять предлагаемую им вакантную кафедру химии в означенном университете» [4]. Тогда министерство запросило ректора Казанского университета, «способен ли проф. Зайцев ввиду своей долголетней преподавательской деятельности продолжать чтение лекций» [5]. Как сообщил попечителю университет, Зайцев лишь в 1895 г. из 208 лекций пропустил (по болезни и «по домашним обстоятельствам») 12,
Министр давал далее разрешения ежегодно, причем в 1905 г. было упомянуто «по вакантной кафедре», но и ранее, с 1898 г., это подразумевалось.
* 264 лекции в 1897 г. — это превышает число реальных дней учебы студентов. Согласно же учебным планам двух факультетов [6] Зайцев читал по 3 лекции в неделю естественникам и по 3 лекции медикам, а из «Расписания» узнаем, что эти лекции совмещались. Очевидно, они засчитывались профессору как двойные. Зайцев имел еще по 5 ч в неделю практикума по органической химии и по «совещательному часу» (консультации) .
57
Еще в 1900 г., подтверждая министерству свое согласие работать в прежнем объеме, Александр Михайлович связывал это согласие с переносом занятий по качественному анализу в другое помещение [8].
В 1908 г. А. М. Зайцев и Ф. М. Флавицкий подробно обосновывали (уже не в первый раз!) необходимость учредить в Казанском университете третью, сверхштатную профессуру «чистой химии... с приурочением к ней преподавания аналитической химии» [9] ; при этом было указано, что в ряде высших учебных заведений страны уже имеются по три кафедры химии, а в Казанском университете затрудняет преподавание химии еще и разбросанность лабораторий. Хотя Совет университета поддерживал это высказывание химиков, попечитель учебного округа А. Н. Деревецкий, направляя его в марте 1908 г. в министерство, счел нужным отметить, что за выслугой профессорами Зайцевым и Флавицким 30-летия имеется полная возможность обеспечить преподавание химии и без учреждения особой сверхштатной профессуры.
Это донесение попечителя не возымело желательного для него действия. Но в августе 1909 г. поступил новый запрос министерства, и попечитель без промедления ответил: «.. .преподавание химии ... ведется... внештатными заслуженными профессорами Зайцевым и Флавицким с помощью нескольких приват-доцентов и, по моему мнению, не может считаться вполне обеспеченным, и кафедра химии, несомненно, настоятельно требует замещения штатным профессором. Положение этой кафедры таково же, каково вообще положение тех кафедр, представители которых, оставаясь по выслуге 30-летнего срока вне штата, продолжают по поручению факультета читать обязательные курсы, получают за то сверх пенсии добавочное вознаграждение, часто при этом сохраняют в своем заведывании учебно-вспомогательные учреждения и упорно не желают возбуждать вопроса о своем преемнике. .. Факультет по большей части легко мирится с таким положением дела и обыкновенно из года в год возбуждает ходатайство о поручении внештатным профессорам преподавания на новые сроки, часто не принимая во внимание даже и того, что одряхлев, отстав от науки, чувствуя себя по выслуге пенсии совершенно независимыми и постепенно переставая относиться к своим обязанностям с прежней исполнительностью, такие профес¬
58
сора редко бывают в состоянии поддерживать уровень университетского образования на надлежащей высоте».
Указав далее, что А. М. Зайцев служит уже 46-й год, а Ф. М. Флавицкий «также близок к 40-летию службы», попечитель добавлял: «Не подлежит никакому сомнению, что преподавание химии выиграет, если наряду с этими почтенными, заслуженными ветеранами науки станут молодые представители кафедры» [10].
Мы видим, что если в 1908 г. Деревецкий только наводил министра на мысль о замене Зайцева и Флавиц- кого, то в 1909 г. он уже четко заявлял о необходимости это сделать и подыскать молодых ученых.
Структура и положение кафедры химии были довольно сложными [11—13]. В 1908 г. в ее состав на правах отделения входила и лаборатория качественного минерального анализа. По основной лаборатории помощниками А. М. Зайцева были приват-доцент и хранитель музея М. М. Зайцев (младший), лаборант А. П. Казанский и сверхштатный лаборант Д. М. Марко. В весеннем полугодии 1908 г. А. М. Зайцев брал на себя общий курс органической химии (3 лекции в неделю) и ведение практических занятий по тому же предмету (5 ч в неделю). К этому прибавлялись прием экзаменов, консультации и участие в руководстве исследованиями студентов. М. М. Зайцев читал специальные курсы по органической химии, вел практикум по количественному органическому анализу и руководил исследованиями (зачетными работами) студентов-органиков. В конце 1908 г. он выбыл с кафедры, и на 1909 г. А. М. Зайцев взял на себя также преподавание «Курса элементарного органического анализа». В целом это было для него весьма немало.
Министр народного просвещения А. Н. Шварц 15 сентября 1909 г. телеграфировал попечителю (не соблюдая секретности): «Признавая желательным заместить штатными профессорами вакантную ныне в Казанском университете кафедру химии и вторую профессуру по кафедре русской истории, прошу Ваше Превосходительство предложить университету озаботиться избранием кандидатов на кафедры путем рекомендации» [14].
Попытка министерства подыскать на место Зайцева другого доктора химии предпринималась после 1893 г., вероятно, не впервые, и в Казани об этом знали. По словам профессора Луньяка [15], из уважения к Александру
59
Михайловичу никто не хотел претендовать на его место. Сам Зайцев будто бы узнал, что ему ищут замену, лишь тогда, когда министром народного просвещения стал Шварц (т. е. не ранее 1908 г.). Тогда Зайцев начал с горечью приговаривать: «Гонят нас, стары стали», и беспокоиться «о том, кто-то будет его заместителем, как сложатся взаимные отношения и проч. и проч.» [16].
По словам Луньяка [15], Зайцев потому добивался в 1908 г. степени доктора для А. Н. Реформатского, что это был его ученик и любимец, продолжатель изучения спиртов, и Зайцев хотел передать ему кафедру.
Судя по печатной продукции и по отчетам кафедры, научная деятельность самого А. М. Зайцева существенно снизилась уже примерно к середине 90-х годов. По-видимому, в течение значительной части дальнейших лет он активно вел научную работу, но по условиям его соглашения с Товариществом Крестовниковых результаты не предавались гласности. Об этой «подводной части айсберга» на факультете в общих чертах, конечно, знали, но в официальных отчетах приходилось о ней умалчивать.
В связи с характером своей исследовательской работы ученый должен был в значительной мере выполнять ее вне университетской лаборатории, а в этой последней он обходился имевшимся оборудованием, не нуждался и в особом профессорском кабинете. Однако это приводило к отставанию всемирно известной лаборатории органической химии Казанского университета от ряда других, подобных ей. В последние годы жизни А. М. Зайцев уже не был связан с заводом братьев Крестовниковых и тематика студенческих работ соответствовала его ранним научным интересам. Наступило время, когда, как замечал А. Е. Арбузов в одном из писем тех лет, «необходимо сдвинуть с мертвой точки когда-то знаменитую казанскую лабораторию» [17].
Вернемся, однако, к телеграмме министра. Получив от попечителя соответствующее указание, физико-математический факультет признал, что «ему неизвестны полноправные кандидаты на замещение названной Кафедры и что вследствие сего факультет затрудняется заместить эту кафедру путем рекомендации» [18]. Он просил разрешить провести конкурс с допущением к нему лиц со степенью магистра химии. В феврале 1910 г. объявили об этом в печати [19], а в мае создали конкурсную комис¬
60
сию в составе тех же А. М. Зайцева и Ф. М. Флавицкого. Однако к этому времени состояние здоровья Александра Михайловича сильно ухудшилось. Еще в октябре 1879 г. он писал Бутлерову: «С наступлением осени и зимы я почти ежегодно начинаю прихварывать», а через две недели сообщал: «.. .около месяца я сижу по болезни дома» [20]. В 1885 г. он чувствовал себя «довольно сносно», так что «без перерывов мог заниматься в лаборатории» [20, с. 139].