Александровскiе кадеты
Шрифт:
А фельдфебель тот плац туда-обратно отмерял, обратно вернулся, да и говорит, лишь самую малость запыхавшись: вот, дескать, как нас в рекрутах учили! Альму прошел с Инкерманом, за Малахов курган крест получил, сколько лет уж служу — а не забыл! До сих пор я рассказ того фельдфебеля помню, что, мол «нет уж теперь таких учителей, как фельдфебель наш покойный Аникита Егорыч!.. Он, бывало, скомандует тебе, рекруту, «ра-а-аз!» — и поднимаешь ногу, и стоишь, а он и табачку понюхает, и прочихается на доброе здоровьичко, и тавлинку за голенище заложит, а ты всё стоишь, на одной ноге качаешься, всё ждёшь, когда же он тебе «два-а!» скомандует. И вот командует, значит, Аникита Егорыч рекруту
Две Мишени перевёл дух, улыбнулся.
— До сих пор сцена эта перед глазами стоит, господа кадеты. Нет, так маршировать никто уже не требует. И сам я, думая, с чего урок наш начать, решил так — начинать надо с основания, с фундамента, с чего вся армия начинается и без чего не стоит — с отделения. Что это такое в русской армии, из кого оно состоит, как сражается. Мельчайшая частица войска — но от неё зависит всё. «For want of a nail the shoe was lost, for want of a shoe the horse was lost», «отсутствовал гвоздь — потерялась подкова»[1] и так далее, до гибели целого королевства, потому что армия не стоит без отделения. На нём, именно на нём, строятся взводы, роты, батальоны, полки, дивизии, корпуса и армии.
Начнём с него, господа кадеты. Очень скоро вам самим предстоит стать боевым отделением, участвовать в военных играх, в манёврах. Так что смотрим, господа кадеты, на сей плакат, открываем тетради и записываем…
…Говорил Две Мишени хорошо, Федор заслушался. Кратко, но точно; о, казалось бы, скучных вещах — сколько в отделении стрелков (шесть), сколько пулеметчиков (один, с лёгким ружьём-пулемётом Мадсена[2] и к нему второй номер, подносчик), у скольких — самозарядные винтовки Мондрагона[3] (двое), что должен делать командир отделения — старший унтер-офицер…
Две Мишени быстро показывал схемы — и их тотчас сменяли картины маньчжурских сопок.
— Устав никогда не предусмотрит всего, господа кадеты. Мы это поняли очень быстро, там, на поле боя; слава Богу, что это поняло и командование. Раньше считалось, что отделение само по себе бой вести не может — только в составе роты или даже батальона. А оказалось — нет. Нам приходилось перекрывать множество долин, проходов меж холмами, заросшими гаоляном, разбрасывать полки, ибо никакой армии не хватило бы закрыть всё, согласно уставу. Вот, глядите, — решительно сдёрнут казённый плакат со «штатной структурой согласно Высочайшему ршенію», передвинута рамка «волшебного фонаря», сиречь проектора, на экране — невысокая сопка, справа и слева от неё — неглубокие долины.
— Наш полк отступал. Японцы старались сесть нам на фланги, разбили свою дивизию на несколько колонн; нам требовалось соединиться с главными силами армии под Ляояном, а для этого — задержать рвущегося в глубокий обход врага. На одной из сопок пришлось оставить совсем небольшой заслон — одно-единственное отделение нашего 4-го Сибирского стрелкового полка, где мне довелось тогда проходить службу. Одно-единственное отделение, господа кадеты, не по уставам и не по руководствам. Под началом — да-да, Фаддей Лукич, под твоим началом.
Кадеты разом обернулись. Немолодой фельдфебель, однако, аж зарделся, словно красна девица.
— Ваше…
— Разве не так оно всё было, Фаддей Лукич?
— Так-то оно так, ваше высокоблагородие, да только —
— Вот и расскажем кадетам, какое там было «только». Глядите —
Вновь сдвинута рамка, и на первую картинку — с сопкой — наложилась другая. Алые силуэты солдат — с винтовками разных типов, сразу видно, кто где стоял.
— Фаддей Лукич знал уже тогда, что пулемет того страшнее, коль бьёт не впрямь, а вбок, вкось, с фланга, чтобы на пути у пули оказалось бы как можно больше целей. И потому на сопочке засел сам с четырьмя стрелками, а пулемёт расположил слева — там удобные камешки, нижних чинов с самозарядными и, следовательно, скорострельными винтовками Мондрагона — справа. Каждой огневой группе придал ещё по стрелку. И стал ждать. Так оно было, Фаддей Лукич?
— Так точно! — смущался фельдфебель. — Токмо, ваше высоко…
— Сейчас можно Константином Сергеевичем.
— Так точно, Константин Сергеевич, да токмо никакой особой премудрости-то и не было. Япошка горяч, храбр, да уж больно красивую смерть любит. И терпеть не может, когда у него позицья наша, значит, прямо перед носом, а взять не может. Лезет и лезет, как на ту сопку с деревом, помните ли, Константин Сергеевич?
— Как не помнить…
— Вот! — воодушевившийся фельдфебель сам принялся рассказывать, ведя урок вместо подполковника. Две Мишени, чуть улыбаясь, присел на край учительского стола. — Ждали мы, ребятки, ждали и дождались — попёр япошка густой колонной, походным порядком. А, ну сперва на нас ихний пластун выскочил, хитро подполз, да стрелок Краснобаев его заметил и, того, прикладом. Так что мы ужо знали. Знали и, значицца, флаг наш на сопке и подняли.
— Флаг? — не удержался Юрка Вяземский. — Знамя?..
— Нет, сынок, знамени у нас-то и не было, знамя в полку осталось. А было просто три куска мануфактурных, белый, синий да алый. На живую нитку сметали перед боем, да и подняли…
Константин Сергеевич кивнул, задумчиво глядя поверх стриженных мальчишеских голов.
— Уж и не упомню, откуда у нас те куски взялись. Неказистое знамя вышло, неровное, но с ним-то всё равно лучше как-то. Хоть и ругал потом нас его высокоблагородие господин подполковник, ох, и ругал! — мол, «позицью демаскирует», слово-то мудрёное придумал, насилу я тогда его запомнил — а всё равно. Увидал япошка нас, ну и полез. А мы — огоньком его, огоньком! И слева, и справа! И ещё с попереди!
Старый служака аж кулаком по парте пристукнул.
— В цепь им не развернуться — некуда там разворачиваться. А вылез на нас, ребятки, если и не целый батальон, уж две-то роты точно. В штыки на них не кинешься, токмо пальбой и сдержишь! А шли-то они плотно, валили-то валом — ну, пулемёт наш их тоже клал за милую душу. Да мы все не сплоховали тогда, нет, не сплоховали!
— Голова японской колонны оказалась в огневом мешке, — вставил Две Мишени. — Видите, как они угодили под перекрёстный огонь? — и он вновь передвинул рамку.
Жёлтые фигурки японских пехотинцев перечеркнули прерывистые алые линии, тянувшиеся к ним справа и слева.
— Одиннадцать русских солдат задержали целую японскую колонну, — продолжал подполковник. — Почему? Потому что использовали местность; потому что отрыли, сколько могли, себе окопы, пусть и неглубокие; потому что старший над ними, Фаддей Лукич, правильно расположил свои самые сильные огневые средства — пулемёт и скорострельные винтовки.
— И гранаты, Константин Сергеич! И гранаты!