Александровскiе кадеты
Шрифт:
И она появилась. В шубке, в капоре и с муфтой, в руках — небольшая связка книг и тетрадок. Почему эти девчонки не носят ранцы?..
Лиза попрощалась с матерью, со служанкой, повернулась, аккуратно засеменила прочь.
Однако, не отойдя и десятка сажень, обернулась, удостоверилась, что дверь закрыта, и, разом отбросив всю аккуратность, лихо заскакала от сугроба к сугробу, на ходу слепила снежок, метко запустила им в дерево — попала, чем вызвала немалое Федино уважение. Брошено было сильно и издалека.
Он
— Лиза! Лизавета!.. Да погоди ж ты!..
— Ой!.. — Лиза обернулась и невозможные её глазищи сделались совершенно огромными. — Ф-федя?..
— Федя, Федя, кто ж ещё?
— Ты что тут делаешь? — Лиза быстро краснела, и непохоже, чтобы от мороза.
— Тебя дожидаюсь, — брякнул Федя.
— М-меня? — она совсем разумянилась и захлопала ресницами. — Ой… Я… я… прости… письмо… Я не ответила… ещё. Не успела.
Ну да, письмо. Письмо с приглашением на зимний бал. А он о нём чуть не забыл со всеми этими пертурбациями!
— И ты за ответом сам пришёл, — Лиза не спрашивала, она утверждала, краснея всё больше и больше. — Я… я… я хотел сказать… что спасибо, я, конечно, пойду…
Тут покраснел уже и Фёдор.
— С-спасибо…
— Тебе спасибо…
Они оба жарко краснели, боясь взглянуть друг на друга.
— Только у меня ещё одно дело к тебе есть, — выдавил наконец Федя.
— Ой… — Лиза округлила глазищи.
— Чего «ой»? Дело у меня к тебе. — Федя изо всех сил пытался отыскать почву под ногами, оттого голос его звучал хрипло и, наверное, даже не очень вежливо. — Дело. Срочное. Идём, идём, а то в гимназию опоздаешь!
И они пошли вместе.
Фёдор «кратко, чётко и без красивостей», как учил Две Мишени, рассказал о случившемся. Ну, точнее, он надеялся, что получилось именно кратко и чётко. А вот красивостей с подробностями стала требовать уже Лизавета, тоже пришедшая в себя.
— Да-а, всё понятно! — снисходительно изрекла она наконец. — Влюбилась твоя Надя в моего кузена, вот и всё. Для того и устраивают танцевальный вечер, чтобы без помех побыть вместе. Чего ж тут удивительного? Я тебе больше скажу, мамы наши, похоже, уже сговорились их поженить!
Поженить? Как поженить? — внутренне оторопел Федя. Это что же, сей противный кузен влезет в его семью, будет сидеть с ними за самоваром, его придется именовать «дядя Валериан», не приведи Господи?
— Да вот так, — Лиза гордо задрала нос. — Говорю тебе, они поженятся!
— Он что же, кузен этот… влюбился, что ли?
— Ха! Влюбился! Конечно, влюбился! И сестра твоя в него тоже!
— Я. Должен. Это. Знать! — отчеканил Федя, глядя прямо в глаза Лизавете.
— Ну, должен. А как это сделать?
— На этот вечер их проберусь!
— Как ты туда проберёшься? — ахнула Лиза. — Ты ж сам сказал — никто не знает, что ты в отпуске! Ты представь — явишься домой, никто тебя не ждёт… Ничего не увидишь и не услышишь! Прогонят просто! На извозчике в корпус отправят!
Приходилось признать, что для девчонки Лизавета рассуждает весьма здраво.
— Так что ж делать тогда?
— Надо как-то незаметно пробраться! У тебя ключей нет?
— Нет, — уныло сказал Федя.
— А у управляющего?
— Он родителям сразу же всё расскажет…
— Гм, верно, — согласилась Лиза. С досадой слепили ещё один снежок, запустила в серую ворону. Та сердито каркнула, отлетела подальше.
— Погоди-ка… — Лиза вдруг остановилась, приложила палец ко лбу, ну точь-в-точь какая-то античная статуя, Федя забыл, какая именно. — Погоди-ка… Есть! Придумала!
И они, стоя перед самой гимназией, не обращая внимания на крайне, крайне заинтересованные взгляды других учениц, принялись обсуждать Лизин план. Ужасно рискованный, да; но гениальный. Просто гениальный.
Лиза скрылась за высокими дверьми гимназии.
— Про бал не не забудь! — напомнила на прощание. — Встретить не забудь, говорю!..
Тут, пожалуй, забудешь. Тут и при всём желании не получится запамятовать.
Федя, окрылённый как выработанным планом, так и принятым приглашением, твёрдым шагом отправился в «Русскую булочную». День предстоял очень и очень длинный. Что ж, пожалуй, по пути в «Булочную» он сделает небольшой крюк, заглянет в книжную лавку.
…Здесь до самого потолка тянулись полки мореного дуба, с причудливой резьбой на пилястрах. Молодая кассирша, которую все звали Ниночкой, в ослепительно-белой блузе и с высокой причёской уже заняла места за поблескивающим начищенной медью кассовым аппаратом. Рядом, однако, несколько нарушая торжественность «храма Книги и Знаний» сворачивался клубком полосатый кот Василий — после многотрудной ночной вахты в книжных подвалах, где с переменным успехом шла вечная война с грызунами.
Фёдора тут тоже хорошо знали. Субботним утром посетителей было немного, и хозяин, сухопарый Юлий Борисович Ремке, приветливо помахал Феде из-за высокого прилавка:
— А вот и бравый наш кадет, ать-два, горе не беда! Как служба царская, еодоръ Алексевичъ?
— Благодарение Богу, всё благополучно! — как учили, ответил Федя. И тут же замер — потому что на самом видном месте элегантной винтовой лесенкой выложены были новые книги «Кракена», да-да, двойной том в переплёте, «Странствие «Кракена»» и «Одиночество «Кракена»» — которых он ещё не читал!!!
У бравого нашего кадета аж руки затряслись.
— А можно… можно посмотреть?..
— Можно, можно. Только, ать-два, осторожно! Руки-то чистые, господин кадет? Не в чернилах?