Александровскiе кадеты
Шрифт:
Федя возмущённо вскинул обе ладони. Сказать по-правде, он со вчерашнего дня не шибко брался за домашние задания, а те, что сделал — так исключительно начерно, карандашом. Их ещё предстояло перебелить чернилами.
— Тогда смотрите, ать-два, — милостиво разрешил Юлий Борисович.
Федя вцепился в книгу.
Страницы были уже аккуратно разрезаны, очевидно, в самой типографии. Переплёт, могучий, словно корабельный борт старого, наикрепчайшего дуба, повернулся сам собой, открывая гравюру, покрытую тончайшей папиросной бумагой; мельчайшим штрихом, с массой подробностей, так, что
«Бой пиратскаго фрегата «Кракенъ» с линейнымъ кораблемъ королевскаго флота «Уорріоръ» (4-аго ранга) подл береговъ Тортуги», гласила подпись изящным курсивом.
Ааа!!! — хотелось завопить Феде. Он перевернул книгу — «цна 3 р.»
Пол почти уплыл у него из-под ног.
— Так ведь в коленкоровом переплете-с, сударь мой, ать-два, да-с, в коленкоровом с золотым тиснением и ста восемью рисунками! — Юлий Борисович Ремке отличался поистине орлиной зоркостью. — Как же-с тут-с меньше-с? Никак-с невозможно-с!
Фёдор вздохнул. Три рубля на книгу — этого он себе позволить не мог.
— Спасибо, Юлий Борисович…
— Так что ж, ать-два, завернуть вам-с? Давайте, заверну, да на счётик батюшки вашего запишу-с, а?
— Не… Папа, он…
— Так-так-так, — дружелюбно пророкотал вдруг за спиной знакомый голос. — Кадет Солонов! Отрадно, отрадно видеть ученика моего не в юдоли сомнительных синематографических развлечений, но в храме книги, обители знания!
Федор обернулся — рядом с ним возвышался не кто иной, как Илья Андреевич Положинцев. Добротное пальто распахнуто, бобровый воротник серебрится не успевшим растаять снегом, высокая шапка тоже запорошена. Сам румяный — только что с мороза, а на руках — не по сезону тонкие лайковые перчатки, верно, надевал поверх них ещё и варежки.
— Илья Андреевич! — кинулся к нему книготорговец. — А мы уже всё приготовили, сударь мой, да-с, приготовили-с!.. — Ремке, с ловкостью необычайной, словно ловец жемчуга, нырнул под прилавок, собственноручно выудив оттуда внушительный сверток. — Всё по списку-с, извольте сами убедиться!..
— И «Путь конквистадоров»? — с волнением, удивившим Федора, вопросил Илья Андреевич. — Неужто достали?.. Поверить не могу…
— Обижаете, Илья Андреевич, милостивец! — оскорбился хозяин магазина. — Чтобы «Ремке и Сыновья» — да не достали б?! Помилуйте, мыслимо ли такое?! Вот он, голубчик, неразрезанный, на складе, видать, завалялся. Да сами убедитесь, Илья Андреевич!
Оберточная бумага распахнулась, словно платок циркового фокусника. Юлий Борисович ловко извлёк невзрачную сероватую книжку в мягкой обложке, поперёк неё и впрямь шла надпись: «Путь конквистадоров» какого-то Н.Гумилева.
— Да, это она… — со странным выражением промолвил Илья Андреевич. На книгу он глядел нежно, словно невесть на какую драгоценность. — И «Романтические цветы» тоже есть?
— А как же! Ну, их-то и вовсе из Парижа заказывать пришлось, эвон как! Приспичило же, пардон, господину поэту их во Франции печатать! Словно в России типографий мало!
Глава 8.4
— Не мало, милейший, не мало… — Илья Андреевич, казалось, только сейчас вспомнил, что кадет Солонов так и топчется рядом с ним, не зная, может ли он отправиться восвояси без разрешения преподавателя, который в чине хоть и гражданском, а более высоком, чем он, кадет. — Господи, Федор. Вы тут?
— Так точно!
— Отставить, не тянитесь, — рассмеялся Илья Андреевич. — О, что я вижу!.. новый «Кракен»! да какое шикарное издание!
— Как раз парное к первому тому! — немедля подсказал книготорговец.
— Да-да, к «Походу «Кракена»» и «Мести «Кракена»»… превосходно, добавьте, Юлий Борисович, к моему счёту… — Тут господин Положинцев вдруг остро поглядел на переминающегося с ноги на ногу Федора. — Добавьте к моему счёту двух «Кракенов». Для меня и для вот этого вот замечательного кадета. Приятно встретить собрата по пиратскому духу, — и он подмигнул Феде.
Тот стоял, совершенно ошарашенный.
— Это… мне?..
— Тебе, тебе, господин кадет, — рассмеялся Илья Андреевич. — Коллеги мои по корпусу, увы, не разделяют моего увлечения подобными романами, особенно m-mle Шульц; всё время стыдит меня Ирина Ивановна! Но я рад зато, что могу помочь. Берите-берите, господин кадет. Я ж по глазам вашим вижу, что без сиих романов вы покинете наш бренный мир вот прямо сейчас!..
И роскошно-тяжёлая книга в прекрасном коленкоровом переплёте с золотым тиснением легла в трепещущие федины руки.
— Читайте, Федор, читайте, — благодушно сказал Илья Андреевич. — А потом заходите как-нибудь ко мне в лабораторию, за кабинетом. Давно мечтал обсудить хоть с кем-то «Кракена»! Как вы думаете, кем был тот лысый монах, что вывел Эсмеральду из камеры? Друг капитана? Или нет? Потому что это ж очевидно — он знал, что Эсмеральда — подручная губернатора Ямайки? Да ещё и путается с ведьмами…
О! О! Да, Илья Андреевич явно читал «Кракена» очень внимательно!..
И Фёдор, едва не забыв поблагодарить учителя, принялся развивать свою собственную теорию, что лысый монах, скорее всего, посланник самого короля Георга, пытающегося заманить знаменитого пирата в ловушку…
— Загадок загадали нам много, — согласился Илья Андреевич. — Вот надеюсь, что если не в «Странствии», то уж наверняка в «Одиночестве» мы получим ответы!.. Ну, счастливо оставаться, кадет. Нет, нет, помощь мне не требуется, сейчас извозчика возьму, он всё и довезёт…
В общем, Федор Солонов остался прижимать к груди драгоценный том «Кракена»; конечно, и речи не могло быть, чтобы читать это в кофейне!..
…Федя открыл книгу прямо там, в книжной лавке, и со страниц тотчас ударил крепкий солёный ветер Испанского Мэйна, и коварный губернатор Ямайки опять строил свои козни, пытаясь договориться с испанцами и выдать им «Кракена» со всем его экипажем…
Кадет Солонов едва успел встретить Лизу Корабельникову после гимназии. Приходилось быть бдительным — не хотелось бы столкнуться нос к носу с сёстрами.