Александровский cад
Шрифт:
– А где Барон? – еле прошептал он.
– Кто? – не понял здоровяк и тут же, сообразив, о ком спрашивал Лешка, махнул рукой в сторону. – А, этот!
Лешка посмотрел туда, куда указывал его «охранник». Там, на земле, сидел Коган. Возле него суетились несколько человек.
– Дед-то оказался крепкий. На прорыв пошел, жариться вместе с тобой не захотел. – Здоровяк решил пояснить Лешке, как прошла операция. – Мы когда дверь взломали, только тебя в комнате обнаружили. А он через террасу заднюю ушел. Достали его уже за забором…
Глава 29
Теперь настала Лешкина очередь лежать в больнице. В его палате перебывал весь класс, включая Веру Чугунову, которая стояла в сторонке и, пока ребята рассказывали последние новости, все время вздыхала, глядя на Лешкину рану. Не приходил только старик Варфоломеев. Герман Степанович так переволновался из-за всей этой истории, что с сердечным приступом тоже попал в больницу.
Томясь от вынужденного безделья, Казарин вновь и вновь перебирал в голове все события минувшей недели. Он был очень благодарен сотрудникам кремлевской комендатуры, которые по приказу Шапилина следили за ним до самой дачи Когана. Ведь если бы не они, неизвестно, как повернулись бы события той ночью.
А еще Лешка благодарил Бога, что Танька все разболтала отцу. Он мог ее поблагодарить хоть сейчас: она лежала в той же больнице, этажом выше. Но врачи строго-настрого запретили Лешке ходить, и поэтому ему ничего другого не оставалось, как мысленно продумывать хвалебную речь в Танькину честь.
В свой адрес похвал он уже наслушался вдоволь. Бриллианты вернули в Алмазный фонд на следующий день после пожара на даче. А к Лешке все шли и шли «ответственные товарищи», чтобы похлопать его по здоровому плечу и похвалить за отвагу.
Казарина огорчало лишь одно: отца по-прежнему не отпускали из тюрьмы, и о нем не было никаких вестей. Но однажды, когда Лешке уже разрешили вставать, в его палате послышался знакомый до боли голос:
– Ну что, сын, болеешь? – В дверях стоял исхудавший отец.
Они кинулись друг другу в объятия.
– Говорят, ты тут без меня в историю попал?
– Кто бы говорил! – рассмеялся Лешка. Он обнял отца еще крепче и тихо прошептал: – Батя, как же я по тебе соскучился!..
Прошла неделя, затем другая. Закончился май, и наступил июнь. Впереди маячили выпускные экзамены и поступление в институт.
Поправившие свое здоровье Алексей и Татьяна сидели на диване в квартире Шапилиных и штудировали русскую литературу. Вернее сказать, изучение классиков российской словесности было нужнее Таньке: ее познания в этой области оставляли желать лучшего.
– Если ты сейчас не поймешь образ Болконского, считай, что на экзамене пролетела. – Лешка очертил карандашом абзац в учебнике и подвинул его подруге. – Читай от сих до сих и помни: Капа всех будет гонять на экзамене по «Войне и миру».
Таньке было смертельно скучно. Она отодвинула учебник и заявила:
– Да чего тут понимать? Эгоист твой Болконский, как все мужчины: отвез молодую жену с ребенком к отцу в деревню, а сам – на войну.
Лешка кивнул:
– Молодец. Вот так ответишь, и пара обеспечена.
Таня откусила яблоко и, дурачась, погладила Лешку по голове.
– Лешечка, а вот скажи: ты бы тоже меня бросил, как Андрей?
Лешка покраснел:
– При чем здесь я?
– Нет, ну ответь: бросил бы или нет?
Казарин покраснел еще больше и буркнул в ответ:
– Сама знаешь…
Танька обняла Алексея за шею и вдруг крепко поцеловала его в щеку. Он не успел опомниться, как она уже вскочила с дивана и, смеясь, закружилась по комнате.
– Если бы девчонки в классе знали, что я уже целовалась, – вот ужас-то какой был!
Лешка отложил книгу и тоже рассмеялся.
– А ты расскажи.
Танька вдруг стало очень серьезной.
– Ты зря веселишься. Знаешь, как иногда хочется с кем-нибудь поделиться? И, вообще, какой смысл в любви, если об этом никто не знает?
– Делись со мной!
Лешка подошел к патефону и поставил иглу на пластинку. Зазвучал вальс, Казарин сделал учтивый поклон, на который Шапилина ответила реверансом, и пара закружилась по комнате. Внезапно они остановились возле окна, и их губы встретились в первом настоящем поцелуе…
Из-за громкой музыки они не услышали, как открылась входная дверь и в квартиру вошел Шапилин. Повесив шляпу на вешалку, Петр Саввич направился в кабинет, но, увидев сквозь приоткрытую дверь целующуюся пару, замер на месте. Его лицо окаменело. С минуту он наблюдал за ребятами, а затем молча двинулся дальше.
Музыка закончилась, иголка соскочила с пластинки, и это заставило ребят очнуться. Лешка посмотрел на часы и хлопнул себя ладонью по лбу:
– Оба! Чуть не прозевал.
Он бросился в прихожую и быстро стал натягивать свои парусиновые туфли. Таня выскочила за ним.
– Ты куда?
– Я сейчас вернусь. Ровно через пять минут.
Шапилина перегородила собой входную дверь.
– Не пущу…
Казарин нежно обнял подругу.
– Да не переживай. Жди и будешь вознаграждена. Можешь даже дверь не запирать.
Лешка чмокнул Таньку в лоб и кубарем скатился по ступеням.
Возле Успенского собора его ждал одноклассник Василий.
– Достал?
– Достал. – Васька протянул ему два билета в кино.
– Васька! – восхищенно воскликнул Казарин. – Ты… ты настоящий друг! Как тебе удалось?
– А-а! – отмахнулся Сталин. – Я Власика попросил. Там очередь со вчерашнего вечера. Не прорваться.
Лешка пожал другу руку и бросился обратно. Его переполняло чувство гордости, ведь в его кармане лежали два билета на новый фильм с Любовью Орловой, которую Танька боготворила.