Алмазы перуанца
Шрифт:
– Я, видите ли, не всегда был цирковым наездником! Было время, когда и я носил форму одного из лучших училищ, будучи сыном богатой и уважаемой семьи… Но затем лучший друг мой, на которого я полагался как на самого себя, предал меня… О, вы не можете себе представить, что я пережил в то время!.. На меня пало подозрение в похищении драгоценного алмазного убора. На самом деле я и в глаза не видал его, но все улики были против меня. Вскоре мне стало ясно, что похитителем драгоценности был не кто иной, как мой друг Альфредо. Я во всякое время готов поклясться, что это был он. В безвыходном отчаянии я пал к его ногам, молил его, просил пощадить мою молодость и не делать меня несчастным на всю жизнь, не взваливать на меня позорной вины, в которой я вовсе не повинен, но он только пожимал плечами. Тогда, доведенный до последней крайности, я решился доказать на суде, что истинный виновник не я, а Альфредо, и доказал это ясно как день, но судьи были уже предубеждены против меня, а возможно, и подкуплены, и на меня пало новое обвинение – в желании оклеветать своего друга детства, взвалив на него свою вину. Таково было общее мнение, и я был осужден на тюремное заключение, весьма непродолжительное, впрочем, в виду моей молодости – мне было тогда всего семнадцать лет, – но имевшее для меня самые трагические последствия. Я метался, как дикий зверь в своей клятве, бился головой о стены, будучи не в силах примириться со своим незаслуженным позором, пока жестокая горячка не лишила меня разума и не поставила на край могилы. То было поистине самое ужасное время моей жизни!
– Ну а затем? – спросил Бенно, невольно заинтересованный судьбой своего собеседника.
– Несчастье редко приходит одно! Так случилось и со мной. В тот момент, когда меня упрятали в тюрьму, у меня была еще мать, добрая, честная старушка, и я являлся будущим наследником громадного состояния. Но спустя несколько месяцев, когда я немного оправился после тяжелой болезни и меня выпустили из тюрьмы, бедная мать моя была уже в могиле, а все состояние наше перешло по завещанию церквам и монастырям в качестве искупительной жертвы за мою грешную душу!.. Ха… ха… ха!.. А я остался выброшенным на улицу, полубольной, без сентаво [3] за душой. Все, все у меня было отнято!..
3
Сентаво (исп. и португ. centavo) – разменная монета Перу, Аргентины, Кубы, Мексики и ряда других стран. В Перу составляет 1/100 перуанского соля.
– Это ужасно! И вот тогда-то вы и сделались цирковым наездником?
– Не сразу, прежде я зашел еще раз в дом своего бывшего друга Альфредо и сказал ему несколько слов, но слов этих ни он, ни я не забыли и по сей день.
– Вы прокляли его?! – с ужасом пролепетал Бенно.
– Да, проклял на веки веков, проклял и сказал, что потребую у него ответа за его поступок в день Страшного суда, перед престолом Всевышнего.
– И это были ваши последние слова?
– Да, но ненависть к этому человеку и теперь еще живет в моей душе, и я сейчас мог бы не содрогнувшись задушить его своими руками!
– И ради этого вы теперь едете в Перу?
– Ну, не совсем так! Цель моего путешествия несколько иная, и я готов сообщить ее вам, но только при известном условии: вы должны прежде ответить мне на один вопрос.
– Что именно вам угодно знать, сеньор Рамиро? – спросил Бенно, стараясь казаться невозмутимым.
– Дело в том, что спустя несколько дней после того, как вы оказали нам такую громадную услугу, не видя вас, я решился расспросить о вас некоторых из ваших товарищей и узнал от них о тех последствиях, какие имел для вас этот великодушный поступок. Тогда я нашел случай поговорить с тем славным стариком, что живет в вашем доме, и он стал упрекать меня, что я побудил вас на такой поступок, за который вам придется жестоко поплатиться. Я почуял, что вам грозит что-то недоброе, и у меня вдруг стало тяжело на душе. Теперь скажите мне, вас бесповоротно изгнали, изгнали насильно из Гамбурга, да?
– Раз вы спрашиваете меня об этом, то я должен сказать вам, – да!
– Я так и знал! Но пусть же это не послужит вам во вред, Бенно!
– Что вы хотите этим сказать, сеньор директор?
– А то, что я, бедный нищий, цирковой наездник, уличный фигляр, видавший вволю и голод и холод, предлагаю вам царские богатства! Подождите, дайте мне договорить! Я хотел рассказать вам всю мою историю; слушайте же! – И Рамиро продолжал полушепотом: – Семья моя была очень богата, но не только землями, лесами и угодьями, подобно нашим соседям, а еще и тем, что один из моих предков, Мануэль Фраскуэло, случайно нашел на своей земле алмазные залежи. Эти залежи породили множество самых диковинных вымыслов и возбуждали зависть всех соседей и вообще всех, кто только слыхал о них. В весьма короткое время прадед мой составил себе благодаря их разработке состояние в несколько миллионов солей, но в ту пору страну нашу опустошали беспрерывные войны, и Мануэль Фраскуэло решил, забрав свои богатства, переселиться в другую, более безопасную страну. Однако в ночь, когда все было готово к тайному бегству, в дом его ворвались солдаты; эти разбойники потребовали, чтобы он отдал свои алмазы, но старик объявил, что все уже давно отправлено им в надежное место и что здесь нет ни одного камня. Когда же он, защищаясь от толпы, выхватил из-за пояса пистолет, то его буквально разорвали в клочки, но он унес с собой в могилу свою тайну, и никто до сих пор не отыскал его сокровища!
– И что же, вы теперь намерены возобновить их поиски? – спросил Бенно.
– Да, но я еще не все сказал вам! Слушайте дальше. Много я мотался по белу свету, и всегда сердце мое лежало к родине, и я при всяком удобном случае старался получать вести оттуда; сам посылал бывшим друзьям и знакомым весточки и поклоны и от них получал изредка письма. И вот однажды, когда я со своим цирком остановился в глухой деревеньке Венгрии, ко мне неожиданно явился человек от имени Альфредо, посланный им на розыски меня. Сам Альфредо, оказывается, уже много лет тому назад ушел в монастырь, где и живет в непосредственном соседстве с бывшим поместьем фамилии Фраскуэло. Он приказал сказать мне: «Вернись на родину и начни новую жизнь там, где много лет тому назад ты потерпел крушение; вернись домой потому, что сокровища прадеда твоего найдены».
– Неужели?! – воскликнул Бенно.
– Да, это так! – убежденно повторил сеньор Рамиро.
– Так что вы теперь знаете, где находятся эти алмазы?
Рамиро отрицательно покачал головой:
– Альфредо желал лично указать и назвать мне это место, чтобы я узнал о своем счастье из его уст: очевидно, он желал этим искупить свою вину передо мной!
– Что же сталось с этим посланным?
– Он скончался вскоре по прибытии в Европу! Но что же из того?! При мне собственноручное письмо Альфредо!
– И вы намерены отправиться пешком через всю Бразилию?
– Да, в компании с вами, я надеюсь… Из-за меня вас постигло несчастье, и я желал бы вознаградить вас за это: алмазов там на несколько миллионов, верьте мне!
– А давно ли вы получили известие от Альфредо?
– Да уже более двух лет! Альфредо, как монах, не имеет в своем распоряжении ни сентаво и поэтому не только не мог мне выслать на дорогу, но даже посланный его принужден был совершить переезд в Европу, как служащий на судне. Вот почему я не смог немедленно отправиться в Бразилию: мне необходимо было прежде всего добраться до Гамбурга, где я надеялся сесть на судно; я очень мечтал забрать с собой жену и детей, да при бедности всё – помеха и возможное становится невозможным, а в такого рода экспедициях, как та, что теперь предстоит мне, женщины и дети – лишь обуза. Я был так рад, что хоть нас троих агент согласился бесплатно перевезти через океан. Конечно, упаси господь, чтобы он узнал о моих планах!..
– Понимаю, он должен думать, что вы переселенцы…
– Ну да! Пусть нам дадут наделы, мы обождем немного да и дай бог ноги!
Звонок на палубе возвестил, что пассажиры приглашаются спуститься вниз в каюты.
Рамиро протянул руку Бенно, и они расстались. Палуба быстро опустела.
Глава IV
В океане – Буря. – Покинутое судно. – Прожорливые крысы. – Таинственное письмо. – Схоронен на дне моря. – Борзая с гибнущего судна
Проходил день за днем, и Бенно вскоре совершенно свыкся с новой для него жизнью на судне.
Уже более половины пути было пройдено почти совершенно незаметно. Бенно за это время успел сойтись и сдружиться со многими; особенное расположение к нему выказывал старший штурман судна, родом немец, часто бывавший в Рио и хорошо знавший фирму Нидербергеров.
– Нет, молодой человек, это дело совсем не подходящее для вас! – говорил он. – У Цургейдена ведь просто жалкая лавчонка!