Алые погоны (повесть в 3 частях)
Шрифт:
Ты не был у нас уже два дня, и тебя, конечно, огорчит, когда ты узнаешь, что Осипов и Бахарев имеют тройки и что нас перегнало первое отделение. Конечно, позор! Осипов и Бахарев как бы забили кость в горло нашего коллектива. Ну, ничего! У нас такая сила, что мы на веревке вытащим троечников из той бездны. Дорогой Артем! Двадцать пять суворовских рук пожимают твою мужественную руку. Скорей приходи к нам».
— Та-ак, — неопределенно протянул старшина, — значит, из той бездны все же вытащите?
— Вытащим! — в один голос отвечают Самарцев и Атамеев.
— Не дело вы затеяли: по карнизам лазить, пончики собирать, — укоризненно говорит старшина.
Самарцев и Атамеев опустили головы.
— Ну, идите… к своему Артему, — неожиданно разрешил Привалов. — Посоветуйтесь, как вытаскивать-то Осипова и Бахарева. Чай, о людях подумать надо!
Они проворно побежали к каптерке, а старшина понес «трофеи» в столовую.
В канцелярию быстро вошел чем-то взволнованный Веденкин…
— Товарищ кандидат в депутаты! — негромко окликнул его капитан Беседа, сидящий с Бокановым на диване. — Не подсядете ли к нам? Не сообщите ли, каково ваше моральное состояние?
Веденкина избиратели училища недавно выдвинули своим кандидатом в депутаты горсовета, и Алексей Николаевич был его доверенным лицом.
— А, это вы? Здравствуйте, друзья, — обрадованно сказал Веденкин, подходя к офицерам. — Проводил сейчас, Сергей Павлович, беседу в вашем отделении о международных событиях и вот спрашиваю: «А как вы полагаете, товарищи суворовцы, какое значение имеет революция в Китае для других стран?» И что же вы думаете? Поднимает руку не кто иной, как Самарцев. Говорит: «Надо ожидать революцию и в Индии!»
Веденкин с торжеством посмотрел на своих товарищей.
— А? Политический прогноз! Я думаю этого Петра покрепче прикрепить к Артему, как вы на это смотрите?
— Уже прикрепился! — улыбнулся Боканов и рассказал о недавнем случае с друзьями Артема.
— Мощная поддержка! — весело рассмеялся Веденкин.
— Артем — мой педагогический таран! — не без гордости заявил капитан Беседа, но, спохватившись, добавил: — Таран-то таран, а вот никак не отучу курить!
— Да, — потянулся к сумке Веденкин, — я вот письмо получил от нашего драгоценного Геши.
Боканова невольно кольнуло это сообщение. Втайне он сам ждал письма от Пашкова, надеясь, что хотя бы этим Геннадий снимет тот тяжелый осадок, который остался на душе воспитателя. Остальные уже прислали по нескольку писем, а Пашков все молчал.
— Вот, извольте видеть, — развернул двойной лист бумаги, стал пробегать его глазами Веденкин: — «Все время кажется, что в училище что-то оставил…» Да, — прервал он чтение и поднял голову, — конечно, у Пашкова уже произошла стычка со старшиной и следует глупейший вывод: «Логика, товарищ майор, здесь не в почете». Ну держись! Дам я тебе эту логику! — сердито погрозил он пальцем и спрятал письмо. — Я ему покажу логику, пусть только приедет! — повторил Веденкин, вставая. — Простите, пойду в первую роту на комсомольское собрание…
«Авилкина прорабатывают… — подумал Боканов и, глядя вслед удаляющемуся Веденкину, улыбнулся: — Ты и моих уже успел приворожить, хотя и заставляешь трепетать. Они всегда чувствуют, кто страстно заинтересован в их судьбе, и отвечают привязанностью».
Недавно Боканов узнал от старшины Привалова, что во время последнего педсовета Атамеев и Самарцев проникли в офицерскую шинельную, внимательно обследовали пуговицы на шинели Веденкина и, не удовлетворившись их блеском, здесь же начистили их до ослепительного сияния. Они почти закончили свою работу, когда были спугнуты не вовремя появившимся старшиной Приваловым.
Одеваясь после педсовета, Веденкин говорил назидательно Гаршеву:
— Учитесь, товарищ старший лейтенант: неделю назад пуговицы чистил, а они, видите, как блестят!
Он так и остался в неведении о действительных причинах такого устойчивого блеска пуговиц.
Виктор Николаевич лег в постель во втором часу ночи. Но не спалось.
«Интересно, как прошли выборы? Сейчас, наверное, уже подсчитали голоса».
Он встал, оделся, подсел к столу. «Подготовлю-ка я еще один урок, все равно не усну».
Работа настолько увлекла его, что все остальное отодвинулось куда-то далеко в сторону. Он с головой ушел в книги, перекраивал, переделывал композицию урока, выписал несколько мест из дневника Феликса Дзержинского, потом закончил доклад для офицеров о белорусской операции 1944 года и не заметил, как забрезжил рассвет.
После недолгого сна Веденкин тщательно выбрился, позавтракал и пошел в училище.
Первым, кто его встретил там, был Павлик Авилкин.
— Товарищ майор, поздравляю! Выбрали! — сообщил он, сияя круглой упитанной физиономией.
— А вы откуда знаете?
— Старшина Привалов в избирательной комиссии. Говорит: «Единогласно!» В одном бюллетене написано: «Хочу походить на своего депутата». Товарищ майор! — озорно сверкнул зелеными глазами Авилкин. — Наказ избирателей: добейтесь, чтобы по воскресеньям нас бесплатно пускали на постановки в Дом офицера.
— Э-э-э, милый мой, вы еще не избиратель и наказ давать не вправе! — отшутился Веденкин.
— Да, но я выступал на избирательном участке, пел с хором и даже танцевал. Значит, содействовал!
— Разве что так, — рассмеялся историк и пошел дальше.
Артем, слышавший этот разговор, подошел к Авилкину, сказал невинным голосом:
— Есть совет, Павлуша.
— Какой?
— Чаще одну надпись в трамвае читай.
Авилкин посмотрел вопросительно.
— Какую? — спросил он, не ожидая подвоха.
— «Не высовывайся».
Павлик нахмурился.
— Не остроумно!
— Как умею! Ну, пошли, пошли, любитель искусств…