Американская королева
Шрифт:
Я чувствовала себя живой, горячим лучом света, где у энергии и вибрации нет направления и источника. Несколько минут назад я ощущала себя женщиной, но теперь я чувствовала себя юной. Он был мужчиной, а я все еще была девочкой, и эта разница казалась мне настолько эротичной, восхитительной, что я просто хотела раствориться в нем. Раствориться с ним.
Возможно, он тоже это чувствовал, потому что пробормотал:
— Ты дрожишь. Ты боишься меня?
— Я не знаю, — прошептал я. Это была правда.
Видимо, ответ
— Если все хорошо, то я бы хотел снова коснуться тебя.
Я вспомнила его губы на моем пальце, синяки под его глазами, ноющую боль где-то глубоко в моем теле.
— Да, пожалуйста, — сказала я.
Мужские руки прошлись по моим локтям вверх, лаская, пока он вглядывался в мое лицо. Колчестер словно видел все мои эмоции, эхо моих слов отражалось на его лице.
Да, пожалуйста.
Да, пожалуйста.
Да, пожалуйста.
Он притянул меня ближе, его большие теплые руки скользнули мне за спину. Одна легла между лопаток, а другая на поясницу, и меня притянули к широкой груди. Моя голова откинулась назад, и он взглянул на длинный изгиб моего горла.
— Замри, — выдохнул. — Не двигайся, пока я тебе не скажу. — Нагнулся и прижался губами к моей шее.
Я вздрогнула — никто никогда не делал этого раньше. Все, что происходило со мной, каждое прикосновение, движение, ласка — все было впервые.
Территория девственницы.
— Как тебя зовут, ангел?
Я не двигалась, как он просил, и он явно наслаждался этим, прижимая губы к моей ключице.
— Грир.
— Грир, — эхом отозвался он, прижимаясь ко мне. — Скажи мне, Грир, тебе нравятся мои губы на твоей коже?
— Да, — ответила я, ненадолго затаив дыхание. — И…
— И что?
— Скажи мне сделать что-нибудь. Направь меня. Управляй моим телом.
Колчестер застонал от этих слов и прижал меня ближе. Даже через униформу и собственное платье я чувствовала твердые линии его груди и живота. И тут я в первый раз почувствовала его запах. От мужчины пахло кожей и дымом. Он пах как горящий костер.
«Сожги меня, дико. Погуби меня», — подумала я.
Его взгляд упал на мой рот, а веки закрылись.
— Ты так юна… — прошептал он.
Каким-то образом я знала, что будет дальше; я знала, что он произнесет. Точно так же он просил позволения дотронуться до меня, ему нужно было знать, что допускается делать. Он хотел удостовериться, что я была достаточно взрослой, и то, что мое согласие имеет законную силу.
Мне хотелось соврать. Мне нужно было солгать. Потому что если бы я сказала то, что он хочет услышать, он бы поцеловал меня. Ничто не казалось более важным, срочным и необходимым на тот момент. Мне нужно было, чтобы он поцеловал меня, если бы сделал это, мое тело превратилось бы в пепел, как сожженная бумага. Все бы исчезло, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Но я не была лгуньей.
И к тому же я не
Кроме всего прочего, я была уверена: он бы узнал, что я лгу. Как только эти зеленые глаза взглянут на меня, он узнает о каждой лжи и недосказанности.
— Скажи, что тебе есть восемнадцать, — прошептал он.
— Нет.
— Черт.
Он наклонил мою голову к себе, и, в конце концов, его рот накрыл мой.
Я никогда не целовала ни парня, ни девушку, никогда даже не пробовала, и теперь меня касались крепкие и теплые губы мужчины, настойчивые и требовательные. Если бы я могла мыслить трезво, то меня бы взволновала моя неопытность, что я плохо целуюсь, что вела себя смехотворно и неловко в обществе прекрасного незнакомца. Но я не могла мыслить ясно, единственное, о чем я могла думать, — отдельные слова: огонь, кожа и многое другое. Мне просто не нужно было знать, что делать.
Колчестер знал. Так и должно было быть.
Одна теплая рука обхватила затылок, а другая прижалась к пояснице, и твердые губы раскрыли мои. Я ахнула, когда почувствовала чужой язык у меня во рту.
Он был мягким — нежным, шелковым и теплым. Каждое нервное окончание было пугающе живым, будто этот мужчина стал для меня первой необходимостью.
И все это только благодаря его языку.
Вдохнув, я шире приоткрыла губы. Колчестер прижимал меня ближе, настолько близко, что я потеряла бы равновесие, если бы он отпустил меня. Это казалось столь правильно — прикасаться к нему. Мне хотелось предложить этому мужчине каждый дюйм моей кожи. Мою шею, грудь, бедра… все.
Эта мысль придала мне смелости, я поняла, что хочу ответить. Мужчина застонал, когда я облизнула его губы, а почувствовав, как его тело содрогнулось, я сделала это снова.
На вкус его губы были сладкими и гладкими, как мята и джин, и чем больше я целовала, тем сильнее ощущала соленый привкус моей крови. Мой палец кольнуло из-за ранки, мне захотелось, чтобы Колчестер снова его коснулся, и поэтому я прижала палец к мужским губам.
Его глаза вспыхнули. Он накрыл губами мой палец и начал посасывать. Между ног что-то запульсировало. А потом его горячие губы оказались на моей шее, покрывая поцелуями ключицу, покусывая мочку уха.
— Грир, — выдохнул он. — боже, откуда ты?
Не знаю, но чувствую себя так, будто всегда ждала тебя.
А потом Колчестер лбом уперся в мою шею.
— И почему тебе не восемнадцать? — пробормотал он мне в кожу.
— Сколько тебе? — спросила я.
Он поднял голову, в его глазах отражалось сожаление и смирение.
— Двадцать шесть.
Хватка на мне ослабла, его руки соскользнули с моего тела. Почувствовав свободу, я громко выдохнула — звук, полный боли и потери. Колчестер выдохнул, будто его ударили в живот.