Американская королева
Шрифт:
Будь осторожен.
Твоя Грир.
ГЛАВА 7
Настоящее
С того момента в библиотеке прошло десять лет. Десять лет, насыщенные войной, болезнями и приобретенным опытом, но это все отступает и исчезает, когда я вхожу в церковь Святого Томаса Беккета. Отступает прошлое между мной и мужчиной, что стоит на коленях возле передней двери
Может быть, из-за этого я так сомневаюсь, приближаясь к нему: мои шаги замедляются, а пульс ускоряется.
Когда Эмбри предложил встретиться в церкви, я внутренне вздрогнула. Церковь — это место, в котором я чувствую себя в безопасности, где встречаю бога, и самое главное — это нейтральная территория. Не хочу думать о том, что мне придется ожидать своей очереди для встречи в западном крыле, если к нему пристанет один из посетителей. Не могу вынести мысли, как его тайком провезут в резиденцию. Понимаю, из-за чего вся эта осторожность, но чувствую себя секретом. Живым воплощением лжи.
Прекрати волноваться. Ты до сих пор не знаешь, почему он хочет встретиться с тобой. Эмбри коротко намекнул о причине, но в тот момент во мне уже вспыхнула надежда. И как вообще можно было надеяться? После Дженни, той долгой жаркой ночи в Чикаго, спустя десять лет, ради всего святого. Эта коробка закопана. Я должна спасти себя, пока это еще возможно.
Но я не останавливаюсь. Я быстро читаю молитву, молча прося, сама не понимая, о чем. Подойдя к скинии, я опускаюсь, скользнув на скамью позади президента. Я осторожно сажусь на пол, преклонив колени, сложив руки вместе и склонив голову, будто молясь. Но на самом деле я так и не смогла подобрать нужных слов.
Я смотрю на президента.
Он в таком же положении, что и я; его темноволосая голова склоняется над сложенными руками. Закатанные рукава обнажают загорелые мускулистые запястья, а по тому, как свободно прилегает к шее воротник, я догадываюсь, что он расстегнул верхнюю пуговицу и ослабил галстук. Из-за опущенной головы, рубашка натянулась на широких плечах и мышцах спины.
Не могу удержаться и позволяю взгляду пробежаться по линиям его узких бедер. Брюки убийственно облегают его задницу и твердые сильные ноги. Меня охватывает жар, и посылает электрические импульсы и искры, покалывающие кожу. Как я могла забыть о том, какое у него сильное тело? Что под темными костюмами и значком с флагом все еще тело солдата?
Искры на моей коже вспыхивают жарким огнем, когда я слышу его голос. Сразу вспоминаю, как он бормотал слова мне в губы той ночью десять лет назад: «Скажи мне, что тебе восемнадцать, и тебе нравятся мои губы на твоей коже» и «боже, откуда ты?»
— Я молюсь о мире во всем мире, молюсь за своих врагов и союзников, за своих подчиненных и за любимую собачку моей мамы, — не глядя на меня, говорит президент звучным, несколько дрожащим голосом. — Ничего не забыл?
— Если только младенцев, застрявших в чистилище.
— Как я мог забыть о них? — На несколько секунд Эш ниже склоняет голову. — И, пожалуйста, присмотри за детьми,
Он крестится, и я мельком вижу большие широкие ладони, которые когда-то касались меня.
— Спасибо, что встретилась со мной, — произносит Эш. — Понимаю, что идея послать Эмбри для личной просьбы — тем более что вы никогда не встречались — не была самой лучшей, но я не мог ждать ни минуты, чтобы встретиться с тобой здесь в воскресенье. И я не мог пойти и сделать это сам. Я рассказал Эмбри, и он вызвался помочь. — Эш улыбнулся. — Он потрясающий друг.
Тем более что вы никогда не встречались…
Эш не знает, что мы с Эмбри знакомы? Беспокойство сжимает мое сердце, но я отталкиваю это чувство.
— Вице-президент Мур был очень убедительным посланником.
— Знаю. Вот почему я послал его. Поверь мне, о вещах, на которые он подбивал меня, нельзя говорить в церкви. — Президент встает и, подойдя ко мне, протягивает руку. Я беру ее и смотрю вверх — все беспокойства об Эмбри исчезает. Остается лишь Эш.
После вечера, когда мы поцеловались, я видела тысячи фотографий Максена Эшли Колчестера, я смотрела каждую встречу с ним по телевизору, дебаты и пресс-конференции, но все же оказалась неподготовленной к этой встрече. К нему рядом. Даже при том, что Эш олицетворял совершенство, никакая фотография или видео не могли передать этого. Ничто не сравнится с личной встречей, лицом к лицу.
Все те же рельефные черты лица и полные губы, зеленые глаза, по цвету напоминающие зеленое стекло бутылки — все тот же самый красивый мужчина, что я когда-либо видела, не считая Эмбри Мура. Но у президента есть больше, чем внешность. В нем есть определенное благородство, честность и открытость, и, прежде всего, целеустремленность. Он знает, кем является, и также видит, кто вы. Это возбуждает.
Я позволяю ему помочь мне встать на ноги. Вздрагиваю, и Эштон замечает это.
— Ты боишься меня? — спрашивает он, нахмурив бровь.
Как и у Эмбри, вокруг его глаз и рта морщинки, которых не было десять лет назад, и я замечаю несколько серебристых прядей в черных волосах. Во всяком случае, от этого он стал еще сексуальнее с нашей первой встречи.
— Ты разозлишься, если я отвечу «да»? — выдавливаю я.
Его рука скользит от моей ладони к локтю, и я понимаю, насколько близко мы друг к другу.
— Злость и рядом не стоит с теми чувствами, что ты порождаешь во мне, Грир.
О боже.
Я не могу справиться с тем, насколько напряженно, неистово мое тело реагирует на простую близость, когда все, что нас связывает, — это час десять лет назад, а затем еще час спустя пять лет после этого. Я ищу способ разрядить накаленную обстановку.
— Господин президент…
Эштон выдыхает.
— Пожалуйста, не зови меня так. Не здесь. Не сейчас.
Я пытаюсь заставить себя произнести его имя вслух, имя, которое я писала тысячу раз на полях моих тетрадей во время занятий в школе. Имя, которое шептала в душе, пока моя рука была между ног, но моя поддельная благопристойность зародилась после испытаний на вечеринке, да и так трудно не обращаться по титулу.
Эштон наклоняется, и я чувствую запах костра и его кожи. У меня закружилась голова.