Американская королева

Симон Сиерра

Я останавливаюсь прямо в вестибюле и смотрю на гигантского мужчину из Канады.

— А что, если сегодня вечером я не хочу спать в его номере?

Люку, кажется, становится неудобно.

— Я так понимаю, что они с Мерлином обеспокоены, что вы станете мишенью для Мелваса. Они оба почувствуют себя лучше, когда вы будете находиться в номере президента.

— А моя кузина? Если Мелвас решит ворваться в мой номер (чего не произойдет), то он найдет ее там. Нормально ли оставлять там ее, а не меня?

Агент выглядит так, будто не хотел бы поддерживать этот

разговор, и я вздыхаю, жалея его. Это не его вина, что Эш, одержимый на контроле мудак, а мне захотелось противостоять ему.

— Ладно, ладно. Я соберу вещи.

Я поднимаюсь в номер и открываю дверь. Абилин, сидящая на кровати, вскакивает так быстро, будто ее пронзает электрическим током.

— Грир! — говорит она чересчур радушным голосом. — Ты вернулась.

Я бросаю на нее недоуменный взгляд, а она одаривает меня улыбкой во весь рот (той, которой научилась, наблюдая, как герцогиня Кембриджская путешествовала по Содружеству на каблуках с ребенком на руках).

— Эш хочет, чтобы я сменила номер, — говорю я немного раздраженно и начинаю бросать вещи в свой чемодан.

Она садится на кровать.

— Он, хм, сказал, почему?

— Что-то о безопасности и Мелвасе, но причина не имеет значения, потому что это грубо, просто приказывать людям, словно их желания не имеют значения. — Я закрываю рот, понимая, что опасно близка к визгу или крику, а в этом случае могу случайно выплеснуть информацию о Эмбри и Эше, и о нашем грязном «трахающемся» треугольнике.

— Ох, тогда это просто из соображений безопасности? Это — мелочи.

Она так странно говорит, и часть меня думает, что следует спросить ее о том, что произошло, что следует сесть рядом, обнять за плечи и уговорить ее открыться. Это не заняло бы много времени, потому что Аби открытый человек. Все, что ей нужно, — это самое малюсенькое приглашение в виде внимания, и вот она уже плачет на ваших коленях, как какой-то эмоциональный вампир.

Но прямо сейчас я сама стала эмоциональным вампиром, и мне нужно «пустить кровь» Эшу, лишь тогда смогу остыть. Я захлопываю свой чемодан.

— Увидимся утром, Аби.

— Точно, — тихо говорит она. — Утром.

Люк придерживает мне дверь, и я машу кузине на прощание и выкатываю чемодан в коридор. Люк, не спрашивая, выхватывает чемодан у меня и поднимает его так же легко, как я поднимала пакет с хлебом.

— Вот сюда, — произносит он, и мы идем по коридору к лифту, поднимаемся на следующий этаж, где находится номер Эша.

Пройдя мимо легионов агентов секретной службы, Люк достает отельную карточку-ключ, чтобы войти в номер президента, а затем, когда мы оказываемся внутри, сбегает с моим чемоданом. Я же направляюсь прямо к большому креслу, где сидит Эш. Мое вечернее платье колышется и блестит в золотом свете нижнего уровня комнаты.

Я уже в полной готовности задеть его за живое, но замечаю, какой он уставший. Снятый пиджак, небрежно брошен на кровать, галстук-бабочка развязан и болтается на шее. Эш вертел стаканом со скотчем, и что-то в цвете его щек говорило, что это не первая порция. А усталость на его лице

такая глубокая, так глубоко выгравирована, что я не могу пересилить себя и усугубить ее, что вызывает мое раздражение. Как он посмел устать, когда мне нужно, чтобы он был сильным? Когда мне нужно, чтобы он был достаточно спокоен, чтобы выдержать бурю, и мне хотелось кричать о происходящем?

Эш смотрит на меня, его зеленые глаза кажутся практически жидкими от усталости.

— Ты на что-то злишься, — замечает он.

Я не спрашиваю, как он догадался, потому что, даже если бы это не было написано на моем лице, он все равно бы знал.

— Да.

— Нам нужно кое о чем поговорить. — Он делает глоток скотча, а затем машет рукой в сторону бара.

— Хочешь что-нибудь выпить?

— На самом деле, хочу.

После того, как Люк уходит, и мы остаемся одни, я наливаю себе в маленький стакан односолодовое виски, направляюсь к стулу напротив Эша и сажусь. Я не желала сидеть у его ног — мой выбор, который он заметил, но не сказал ни слова.

Думаю, этот выбор причинял больше боли мне, чем ему.

Но все же, будучи упрямой и раздраженной, я остаюсь сидеть в кресле, отказываясь поддаваться Эшу, пока он не даст мне несколько ответов.

— Думаю, тебе стоит начать первой, — произносит он, крутя стакан на своем колене. Даже откинувшись на спинку кресла, он выглядит могущественным. Даже будучи измученным, он выглядит контролирующим. И это было чудесно и одновременно ужасно несправедливо.

— Отлично, — произношу я. — О’кей.

И тогда я осознаю, что нет плавного перехода к нужной теме, нет разминки. Я просто должна «нырнуть». Я глубоко вздыхаю и смотрю Эшу прямо в глаза.

— Сегодня вечером Эмбри сказал, что любит меня.

— По-моему, сегодня вечером я тоже сказал тебе, что он тебя любит, только ты мне не поверила.

— Я тоже ему сказала, что его люблю.

Эш это воспринимает как удар, который он ждал, но не был полностью к нему подготовлен. Боль (настоящая, ужасная боль) отражается на его лице, он поднимает свой бокал к губам и выпивает содержимое в несколько опытных глотков. Ставит стакан на стол рядом с собой и смотрит на меня, в его глазах плещется огромная боль.

— Итак, ты это сделала, — мягко произносит он. — И что он сказал?

— Не много, потому что сразу после этого, я ему сообщила, что видела, как вы целовались в канун Рождества.

Кровь отливает от лица Эша. Этого он не ожидал, не предвидел.

— Боже мой, Грир, — шокировано говорит он, — почему ты ничего не сказала?

Я едва не взрываюсь. Вскакиваю на ноги и нависаю над Эшом на своих чертовых высоких каблуках.

— Почему я ничего не сказала? Почему я ничего не сказала о том, что мой жених мне изменяет? Почему я ничего не сказала о том, что единственные мужчины, с которыми я когда-либо была, двое мужчин, которых я люблю, находятся в тайных отношениях десять долбаных лет?