Амфитрион
Шрифт:
– Прошу прощения, I’m sure[27], – сказал Заказчик легким тоном человека, от которого ждешь, что он сразу после извинения начнет методически откручивать собеседнику конечности, вдумчиво фиксируя нейрофизиологические реакции. Митя смешался. Пётл… сладко зачмокал губами. Заказчик стряхнул пепел в китайскую пиалу, которую обычным непостижимым образом добыл из недр Митиного хозяйства. Рагнарёк, предусмотрительно развернувшийся от нетронутой входной двери к Заказчику, теперь сидел в такой же сфинксовой позе, в какой раньше лежал. Если бы он был солдатом, то, наверное, отдал бы лапой честь; по крайней мере, такой невероятно приглаженной шерсти на стройном (а не шарообразном, как только что выяснилось) теле кота Митя еще не наблюдал. Но при этом Митя
Попросив таким образом прощения, Заказчик двинулся на Митю. Глядел он прямо куда-то между Митиными бровями, и все-таки Митя был напуган и месмеризован этим взглядом не менее, чем читатель, представивший эту простую картину, а потому соскочил с траверза Заказчика только в последний момент, когда взгляд гостя готовился уже бурить заднюю стенку Митиного черепа и, оставляя обугленные края, рваться на свободу.
Но все обошлось. Посетитель прошел мимо Мити в большую комнату, разрезав растерянные дымные кружева, а те пропали. Митя, «давший себе зарок ничему не удивляться», проследовал за ним, Рагнарёк же переместился к входу в комнату Петла, по-видимому, твердо решив и далее исполнять функции охранного кота.
– Украли ребенка, Митя? – спросил Заказчик. И уточнил: – Мальчика?
Митя просто кивнул. Потом с трудом проглотил слюну и почему-то сказал:
– Не отдам. Это мой ребенок.
– Вы уверены? – спросил Заказчик с некоторым любопытством.
Митя опять кивнул. Он откуда-то знал, что в общении с Заказчиком неважны «связки». Сейчас не надо было говорить: «как вы вошли», «откуда вы знаете», «что мне с ним делать», «почему вы спрашиваете», «смогу ли я его вылечить», «кто, в конце концов, будет с ним сидеть» и «как его прятать дальше». Заказчик, оценив лаконизм, улыбнулся, а Митя быстро успел подумать, что не зря не хотел видеть этой улыбки: красный цвет, проявившийся на тонких губах, был похож на кровь в ране.
– Смотрите, мистер Дикий, – предупредил Заказчик, продолжая лениво высверливать пробы грунта в Митином мозгу, – дети детям не игрушка. Это ведь на всю жизнь: и его, и вашу. Переведите его в большую комнату.
Совершенно неожиданно изронив это скупое практическое указание, Заказчик двинулся в сторону выхода. Митя не стал заботливо затворять дверь за гостем: что-то подсказывало ему, что тот ушел так же, как появился.
Через двадцать минут Пётл проснулся и попросил пить. Рагнарёк перевел противотуманный взгляд желтых глаз на Митю, проконтролировал, что, услышав голос Петла, Митя должным образом уронил телефонную трубку, споткнулся о ножку кресла и опрокинул стопку книг на стуле, и спокойно ушел в спальню лежать ленивым шерстяным клубком на бабушкиной кровати из карельской березы. А Митя пошел поить Петла водой.
День в хлопотах вокруг Петла прошел незаметно: Митя на пару с серьезным котом отлично обихаживал внезапно обрушившегося на него сына. А Пётл принял отцовство Мити как данность. Как бы хорошо ни жили оранжевые дети под прикрытием цветка циннии, все мальчики и девочки хотели дом, папу и маму. Пётл решил, что все вышло так, как положено: нашел его именно папа, и дело оставалось за мамой. Конечно, ему было немного обидно, что папа не появился раньше, но память у трехлетних детей не такая уж долгая: большая часть их жизни все равно проходит где-то между космосом и землей.
– Где мама? – с бескомпромиссностью трехлетнего человека спросил Пётл.
Мамы не было. Уже давно наступил вечер, и Митя привычно для себя заволновался. «Где же? Где же наша Аленушка? Отчего молчит телефон?»
Алена появилась через двое суток. Мы не будем терзать читателя описанием Митиного состояния… разве что чуть-чуть. Из его жизни разом пропали все. Ожидаемо молчал Заказчик: он-то по крайней мере достал Петла из небытия и осуществил его легальную передачу Мите (назавтра после памятного визита Митя, отправившись «за молоком для ребенка», в почтовом ящике нашел вощеный пакет с настоящей сургучной
Но главное, конечно, что молчал Аленин телефон. Кконцу дня, после того как воскрес Пётл, Митя сдался, уложил ребенка спать, строго-настрого велел коту за ним приглядывать и сорвался в круглосуточный «Омнитек-салон», знаменитый тем, что дороже пунктов продаж омни в Москве не существовало. Но Мите было не до экономии (и не до андрогинных девушек со стразами во лбу). Вотивный обет – это когда ты приносишь божеству жертву или подношение, чтобы оно выполнило твою просьбу. Поэтому Митя ворвался в салон и ткнул сонно-манерного «менеджера зала» носом в потребность: найти два самых надежных омнитека из тех, что подают сигнал бедствия в состоянии полной поломанности, будучи украденными, отключенными и сброшенными с самолета и т. д.
Митя не звонил родителям и знакомым. Почти всем, вобщем, было наплевать. Алена жила одна, они с Митей не афишировали свои отношения, а трясти Алениных родителей якобы потому, что он собирался создать с ней – вслучае обнаружения, конечно, – счастливую семью образца 2020 года, Митя не хотел (пусть это было и правдой). Если читатель вдруг сомневался, намекнем: в 2020 году людям в мире было еще более наплевать друг на друга, чем нынче. Видимо, осознавая подобное положение дел, инкогнито типа основателей «Оранжевого агента» и откупались от глобального обледенения души благотворительной деятельностью. Все это сути не меняло: Алена – взрослая девушка, живет отдельно, у нее свои дела, а связь… Ну что ж, связь. У всех садятся аккумуляторы, все забывают таскать с собой «зарядки», а если бы что-то случилось, уже давно стало бы известно: не в средние века живем. Винить было некого.
Митя вернулся на Новый Арбат, аккуратно выложил на журнальный столик три новеньких омнитека – два взрослых и один детский, результат коммерческой смекалки хищного продавца, – и принялся ждать. Он сказал себе: волнение и предчувствие – разные вещи, и то, что он волнуется, не означает, что что-то случилось. Ну, сел телефон. Ну, поехала к подруге (что за подруга, у которой по телефону поговорить нельзя?..). Лишь бы нашлась наша мама. Пускай бы даже с кем-нибудь, лишь бы нашлась живая.
На исходе третьего дня Алена открыла дверь своим ключом и вошла. Митя выскочил в прихожую и успел даже прокричать что-то невразумительное, перед тем как Алена не очень аккуратно сложилась в бесконечных ногах, как зонтик, и повалилась на пол. Что это было, ни Митя, ни сама она, похоже, не поняли. Наверное, нервное истощение, решил Митя позже с некоторой досадой: можно подумать, сам Митя не истощился нервно и физически за эти дни, особенно с учетом похищенного Петла! Однако судя по тому, в каком поломанном состоянии валялась сейчас возле входной двери обычно непотопляемая Алена, привести ее в порядок надо было срочно.
Последовали хлопоты, собирание Алены в кучку, раздевание-закутывание, усаживание в кресло, чай, решительный отказ от коньяка (сопровожденный судорожным содроганием всей Алены) и просьба о простой водке. Митя с облегчением извлек откуда-то из дальних закромов холодильника честный напиток, поспешно вытащил из него разбухший женьшеневый корень, настаивавшийся в бутылке с широким горлом со времен визита в СГ дружественной делегации газеты «» («Лундунь Жибао»), налил в стакан для виски приблизительно половину и осторожно вручил Алене. Она благодарно отпила, как будто ей дали воды посреди пустыни. Затем Митя осторожно подставил на журнальный столик наивное холостяцкое ассорти из маринованного огурца, пары кусков ветчинной нарезки и холодной овсяной каши, оставшейся от Петлового ужина, но Алена продолжала задумчиво пить прозрачную жидкость, как будто это был кислородный коктейль, а краска постепенно возвращалась на ее щеки.