Анархизм
Шрифт:
Но толстовство представляетъ самый разительный примръ неизбжности тупика, къ которому должно придти на земл всякое ученіе, въ своей жажд безусловнаго, отказывающееся отъ самой земли.
Безпримрное по сил и послдовательности своихъ абсолютныхъ утвержденій, отказывающее въ моральной санкціи каждому практическому дйствію, не дающему разомъ и цликомъ всей «правды», толстовство приходитъ неизбжно (по крайней мр, теоретически) къ признанію ненужности и даже вредности и опасности для нравственнаго сознанія людей — любой формы общественной дятельности. Система нравственнаго абсолютизма видитъ въ ней одн иллюзіи.
Вс «проклятые» вопросы нашей общественной и
Въ этомъ смысл, отрицанія полезности общественнаго дйствія — ученіе Толстого — близко къ абсолютному индивидуализму типа Ницше. Отъ нигилистическаго пессимизма утвержденій Ницше Толстого спасаетъ — признаніе имъ объективнаго закона добра, «Бога» и его «Воли», живущихъ въ людяхъ.
26
Разумется, въ ученіи Толстого, какъ во всякомъ большомъ и оригинальномъ ученіи, есть мста, какъ будто опровергающія смыслъ вышеуказанныхъ сужденій и противорчащія имъ, но въ цломъ ученіе Толстого (именно ученіе, а не его практическая дятельность) необыкновенно послдовательно и однородно.
И мы не думаемъ, чтобы традиціонная анархистическая тактика въ конкретныхъ условіяхъ была продуктивне толстовства.
Мы не говоримъ уже о практически-неизбжномъ сдвиг вправо «пассивнаго большинства» подъ опасеніемъ «чрезмрныхъ» требованій анархизма. Традиціонный анархизмъ, предполагавшій дйствовать сверху, черезъ «активное революціонное меньшинство», игнopируетъ дйственную и психологическую силу массъ, полагая возможнымъ или, по крайней мр, желательнымъ «увлечь ее за собой». Здсь — неизбжное противорчіе съ той убжденной врой въ творческую силу массъ, которая характерна именно для современнаго анархизма. Но это противорчіе, какъ и многія иныя, есть плодъ того безудержнаго «утопизма», который проникаетъ вс построенія анархизма и всю его тактику.
Утопизмъ несетъ въ себ великую моральную цнность. Онъ будитъ человческую совсть, будитъ духъ протеста, утверждаетъ вру въ творческія силы человка и его грядущее освобожденіе.
Но «утопизмъ» для борца, какъ анархизмъ, не можетъ быть перманентнымъ. Борецъ долженъ идти на борьбу съ открытыми глазами, зрло избирая надлежащія средства, не пугаясь черной работы въ борьб. Утопизмъ же застилаетъ глаза дымкой чудеснаго; онъ подсказываетъ борцу высокія чувства, высокія мысли, но часто оставляетъ его безъ оружія.
Возвращеніе къ жизни; творческое разршеніе въ каждомъ реальномъ случа кажущейся антиноміи между «идеаломъ» и «компромиссомъ» — таковы должны быть основныя устремленія анархизма. Тогда самый идеалъ его выиграетъ въ ясности, средства и дйствія — въ мощи.
Основная стихія анархизма — отрицаніе, но отрицаніе не нигилистическое, а творческое; отрицаніе, ничего общаго не имющее съ тмъ безсмысленнымъ разгромомъ цнностей и упраздненіемъ культуры — во имя только инстинкта разрушенія или чувства слпой неудержимой мести, которыя свойственны народу—варвару, народу— ребенку. Упражненіе голаго инстинкта разрушенія губитъ реальныя условія существованія самого разрушителя. Это — походъ противъ самой жизни, а такой походъ всегда кончается пораженіемъ. Донъ-Кихотъ, грязный плутъ и просто темный человкъ гибнутъ на равныхъ основаніяхъ.
Вра въ рожденіе анархической свободы изъ свободы погромной —
Напрасны апофеозы голому «дерзанію». Дерзаніе, только какъ дерзаніе, отталкивается развитымъ анархическимъ самосознаніемъ.
Что такое «дерзаніе»? Безстрашіе, энергія, способность сильно чувствовать: если не сильно любить, то, по крайней мр, сильно ненавидть. Вотъ — конститутивные признаки «дерзанія». Но вс эти качества — и смлость, и энергія, и способность сильно чувствовать носятъ отвлеченно-формальный характеръ. Въ какомъ дл — смлость является помхой, энергія — ненужной, сильное чувство — безразличнымъ? Какая бы конкретная задача ни ставилась передъ человкомъ или обществомъ, перечисленныя качества являются условіемъ ея успха. Вн дерзанія невозможны дятельность, творчество, независимо отъ ихъ реальнаго содержанія.
И потому дерзаніе — лучшій помощникъ и въ самомъ возвышенномъ творческомъ акт и въ самомъ безчестномъ дл.
Дерзаніе — есть средство, условіе успшнаго достиженія поставленной цли, но само въ себ не есть цль.
Мы должны «дерзать» на подлинно анархическій актъ, чтобы само дерзаніе было анархическимъ.
Въ окружающей насъ реальной исторической обстановк — строительству, положительному творчеству анархизма еще мало мста. Дерзаніе, «бунтарство» стало представляться ему его единственной, самодовлющей задачей. Подлинное содержаніе анархизма было забыто, цли оставлены и голое бунтарство безъ идейнаго содержанія стало покрывать анархическое міровоззрніе.
Но разв анархизмъ можетъ быть сведенъ только къ свобод самопроявленія? Разв анархизмъ есть ни къ чему не обязывающая кличка, билетъ, по которому «все дозволено»? Анархизмъ есть то-же, что и традиціонная формула русскаго варварства — «моему ндраву не препятствуй»? Довольно-ли назвать себя анархистомъ и «дерзать», чтобы быть дйствительно анархистомъ, т.-е. подлинно свободнымъ?
Что же отличаетъ разбой отъ анархизма, отдляетъ анархическое бунтарство отъ погрома?
И разв мы не знаемъ, какъ преломляются анархическія средства — анархическій революціонализмъ (action directe), анархическая экспропріація въ призм варварскаго сознанія?
«Революціонаризмъ» свелся къ групповымъ или даже индивидуальнымъ террористическимъ актамъ — не связаннымъ общностью цли, подмнившимъ идейное анархическое содержаніе не анархической жаждой мести противъ отдльныхъ лицъ, желаніемъ свести личные счеты.
Экспропріація утратила соціальное содержаніе — экспропріаціи орудій и средствъ производства въ цляхъ ихъ обобществленія, а стала актомъ личной мести, личнаго обогащенія или безсмысленнаго разгрома.
Такой «анархизмъ», доступный сознанію варвара, иметъ естественно тмъ большій успхъ, чмъ въ боле темныхъ массахъ онъ культивируется почитателями архаическаго подпольнаго бунтарства.
Уже давно стало общимъ мстомъ соціологіи, что «чмъ ниже интеллектуальный уровень, чмъ неопредленне границы отдльныхъ представленій, тмъ возбудиме область чувства и тмъ волевые акты являются мене продуктами опредленныхъ, логически расчлененныхъ посылокъ и выводовъ, будучи лишь результатами общаго душевнаго возбужденія, вызваннаго какимъ-либо толчкомъ извн». (Зиммель).
Было бы, разумется, убійственнымъ для самого анархизма полагать, что онъ иметъ тмъ большій успхъ, чмъ «ниже интеллектуальный уровень» его послдователей.