Анархизм
Шрифт:
Ниже мы будемъ еще знакомиться съ воззрніями анархистовъ на роль «принужденія» въ будущемъ обществ, но и сказаннаго довольно, чтобы видть, что анархизмъ признаетъ — «организацію», «порядокъ».
Но всякая организація есть результатъ соглашенія, а, слдовательно, заключаетъ въ себ извстную модификацію жизни каждаго.
Это убдительно было показано однимъ изъ наиболе солидныхъ и добросовстныхъ критиковъ анархизма — Штаммлеромъ («Теоретическія основы анархизма»).
ІІІтаммлеръ не вритъ въ анархическое «чудо» и отрицаетъ возможность соціальнаго существованія вн правового регулированія.
«Мысль о существованіи естественной гармоніи, какъ законной основы общественной жизни, неврна — пишетъ онъ. Сама соціальная жизнь — «въ дйствительности вообще иметъ смыслъ и существуетъ только при предположеніи созданныхъ людьми правилъ»; ...«въ любомъ
Послднее положеніе — самоочевидно; отрицать ограниченіе частной воли въ соглашеніи; значило-бы признать абсурдомъ самое соглашеніе. Какія цли могло-бы оно преслдовать, какъ не опредленное направленіе личной воли, въ интересахъ достиженія цли, намченной участниками соглашенія. Предположеніе, что отдльный членъ соглашенія можетъ выйти изъ него въ любой моментъ — недопустимо, ибо этимъ легко можетъ быть разрушено все дло, которому соглашеніе призвано служить, не говоря уже о неуваженіи къ достоинству всхъ участниковъ соглашенія, выразившихъ въ немъ свою свободную волю.
Мы не знаемъ также ни одного человческаго общества (задолго до образованія государствъ), которое бы не было извстнымъ правопорядкомъ. Совмстная жизнь требуетъ извстныхъ правилъ, но правила эти могутъ быть различны.
Наряду съ юридическими постановленіями въ любомъ человческомъ общежитіи дйствуютъ еще особыя нормы, которыя Штаммлеръ называетъ «конвенціональными правилами». Эти нормы — «въ правилахъ приличія и нравственности, въ требованіяхъ этикета, въ формахъ общественныхъ отношеній, въ боле узкомъ смысл слова, въ мод и во многихъ вншнихъ обычаяхъ, равно какъ въ кодекс рыцарской чести». Реальная сила конвенціональныхъ правилъ можетъ быть значительне силы юридическихъ предписаній. Повиновеніе имъ нердко заставляетъ члена общежитія вступить въ конфликтъ съ закономъ. Коренное, внутреннее отличіе конвенціональнаго правила отъ юридическаго предписанія заключается въ томъ, что первое иметъ значеніе — «исключительно вслдствіе согласія, подчиняющагося ему лица, — согласія, быть-можетъ, молчаливаго, какъ это большей частью иметъ мсто въ общественной жизни, но всегда вслдствіе особаго согласія».
Вотъ это право, право, какъ совокупность конвенціональныхъ правилъ, обусловленныхъ согласіемъ подчиняющихся имъ лицъ, и есть собственно анархистическое право. И это право, какъ мы увидимъ ниже, не отрицается ни однимъ изъ наиболе выдающихся представителей анархистской мысли. Ибо ни самое существованіе общественной организаціи, ни ея техническій прогрессъ — невозможны безъ опредленнаго регулированія общественныхъ отношеній.
Разумется, это право, вовсе не обезпечиваетъ всмъ и каждому «неограниченной» свободы.
Во первыхъ, какъ это было указано Штаммлеромъ-же, правомъ, какъ совокупностью конвенціональныхъ нормъ, въ общественной организаціи анархистовъ не предусматриваются т, которые не обладаютъ фактической способностью — вступать въ договорныя отношенія. Таковы вс недеспособныя лица: дти, тяжко-больные, страдающіе безуміемъ, дряхлые старики и пр. Очевидно, что ихъ жизнь регулируется извстными правилами, установленными вн ихъ согласія.
Съ другой стороны, совершенно ясно, что конвенціональныя правила заключаютъ въ себ значительную дозу косвеннаго понужденія до того, какъ на нихъ получено согласіе присоединяющагося. Проблема состоитъ не въ томъ — можетъ ли уклониться личность, принадлежащая къ опредленному союзу, отъ принятыхъ послднимъ конвенціональныхъ нормъ или нтъ, но въ томъ — можетъ-ли личность уклоняться отъ участія въ союз, нормы соглашенія котораго противорчатъ его свободному сознанію. Логически проблема разршается весьма просто — личность уйдетъ изъ союза, но практически, надо полагать, будутъ случаи, когда уйти будетъ некуда, и личность должна будетъ согласиться на извстныя самоограниченія.
Посл бглаго теоретическаго обзора познакомимся непосредственно съ воззрніями отдльныхъ наиболе выдающихся представителей анархистской мысли на роль права и государства въ будущемъ обществ.
I) Годвинъ, какъ выражается Эльцбахеръ, отрицаетъ право — «вполн и всецло». Онъ отмчаетъ его — чрезмрность, хаотичность, неопредленность, отсутствіе индивидуализаціи, претензіи на пророчество. Столь-же категорически отрицаетъ Годвинъ и государство, называя всякое правительство, независимо отъ его формы, тиранніей и зломъ.
Однако, Годвинъ
Наконецъ, Годвинъ предвидитъ возможность созыва въ исключительныхъ случаяхъ особыхъ національныхъ собраній — для улаживанія споровъ между общинами и изысканія средствъ защиты отъ непріятельскихъ нападеній. Впрочемъ, Годвинъ чисто раціоналистически уповаетъ, что практика всхъ этихъ новыхъ учрежденій будетъ далека отъ практики существующихъ учрежденій. Такъ — право, усердно изгоняемое, тмъ не мене просачивается и въ новыя — анархическія формы общиннаго устройства.
II) Ученіе Прудона, несмотря на многочисленныя частныя противорчія, вытекающія изъ основной антиноміи, лежащей въ основ всхъ Прудоновскихъ построеній — антиноміи между требованіями абсолютной свободы личности и полнаго соціальнаго равенства всхъ членовъ общежитія, въ его цломъ — за право и даже за государство.
Правда, Прудонъ требуетъ отмны всхъ правовыхъ нормъ современнаго государства, но вмст съ тмъ онъ утверждаетъ всеобщее и принудительное значеніе правовой нормы, предписывающей соблюденіе и выполненіе общественнаго договора, на которомъ онъ строитъ новую общественность. Отказъ отъ выполненія договора или нарушеніе его можетъ вызвать противъ нарушителя страшныя репрессіи до изгнанія и смертной казни включительно.
На такое-же радикальное противорчіе наталкиваемся мы и въ ученіи Прудона о централизаціи и государств. Какъ бы мы ни называли проектируемый Прудономъ строй, который долженъ утвердиться на мст упраздненнаго буржуазнаго государства — «анархіей» или «федерализмомъ», онъ, несомннно, носитъ въ себ вс черты «государственности». Самое понятіе — «анархія» — употребляется Прудономъ въ двоякомъ смысл. Въ однихъ случаяхъ, анархія есть идеалъ, представленіе объ абсолютно безвластномъ обществ. Реально такое общество — невозможно, ибо необходимость соблюденія договора предполагаетъ наличность принужденія. Въ другихъ случахъ — анархія есть только своеобразная форма политической организаціи, характеризующаяся преобладаніемъ началъ автономіи и самоуправленія надъ началомъ госудаственной централизаціи. Однако, компромиссы и поправки идутъ у Прудона еще дале. Если въ «Confessions» онъ разрабатываетъ сложную систему общественности на началахъ централизаціи, то въ «Principe F'ederatif» онъ уже опредленно признаетъ, что «анархія» въ чистомъ вид, какъ абсолютное безвластіе, неосуществима и что реальное ршеніе политической проблемы лежитъ въ реализаціи «федерализма», какъ дйствительнаго, жизненнаго компромисса между анархіей и демократіей.
III) Никто не написалъ боле краснорчивыхъ и пламенныхъ филиппикъ противъ государства, чмъ Бакунинъ.
Государство — для Бакунина везд и всегда зло. Оно — не общество, а его «историческая форма, столь же грубая, какъ и абстрактная. Оно исторически родилось во всхъ странахъ, какъ плодъ брачнаго союза насилія, грабежа и опустошенія, однимъ словомъ войны и завоеванія, вмст съ богами, послдовательно рожденными теологической фантазіей націй. Оно было съ своего рожденія и остается до сихъ поръ божественной санкціей грубой силы и торжествующей несправедливости... Государство это власть, это сила, это самопоказъ и нахальство силы. Оно не вкрадчиво, оно не ищетъ дйствовать путемъ убжденія и всякій разъ какъ, это ему приходится, оно длаетъ это противъ доброй воли; ибо его природа заключается въ дйствіи принужденіемъ, насиліемъ, а не убжденіемъ. Сколько оно ни старается скрыть свою природу, оно остается законнымъ насильникомъ воли людей, постояннымъ отрицаніемъ ихъ свободы. Даже когда оно повелваетъ добро, оно его портитъ и обезцниваетъ именно потому, что оно повелваетъ, а всякое повелніе вызываетъ, возбуждаетъ справедливый бунтъ свободы»... («Богъ и государство»). Или въ другомъ мст: «...Государство... по самому своему принципу, есть громадное кладбище, гд происходитъ самопожертвованіе, смерть и погребеніе всхъ проявленій индивидуальной и мстной жизни, всхъ интересовъ частей, которыя то и составляютъ вс вмст общество. Это алтарь, на которомъ реальная свобода и благоденствіе народовъ приносятся въ жертву политическому величію, и чмъ это пожертвованіе боле полно, тмъ Государство совершеннй... Государство... это абстракція, пожирающая народную жизнь». («Четвертое письмо о Патріотизм»).