Анархизм
Шрифт:
Скажемъ категорически — анархизмъ знаетъ и будетъ знать — «право», свое анархическое «право».
Ни по духу, ни по форм оно не будетъ походить ни на законодательство современнаго «правового», буржуазнаго государства, ни на «декреты» соціалистической диктатуры. Это «право» не будетъ вдохновляться идеей растворенія личности въ цломъ, коллектив, всхъ нивеллирующемъ, всхъ уравнивающемъ въ цляхъ служенія «общему благу», придуманному «сверху». Анархическое право не будетъ изливаться благодтельнымъ потокомъ сверху. Оно не будетъ — ни изобртеннымъ, ни оторваннымъ, ни самодовлющимъ. Оно будетъ органическимъ порожденіемъ — безпокойнаго духа, почувствовавшаго въ себ силу творца и жаждущаго
Содержаніе этого права — отвтственность за свободу свою и свободу другихъ. Какъ всякое право, оно должно быть защищаемо. А конкретныя формы этой защиты напередъ указаны быть не могутъ. Он будутъ опредлены реальными потребностями анархической общественности.
Глава VIII.
Анархизмъ и націонализмъ.
Во всхъ ученіяхъ и системахъ анархистовъ — безъ исключеній — анархизмъ опредляется какъ антипатріотизмъ и антинаціонализмъ.
Только одна стихія анархизма — стихія отрицанія вложена въ эти опредленія; они лишены утверждающаго смысла. Конечно, въ анархическомъ словар есть цлый рядъ боле или мене прекрасныхъ формулъ — о вселенскомъ братств, о «гражданин человческаго рода» и т. п. Но формулы эти звучатъ блдно, какъ-то черезчуръ словесно; въ нихъ такъ-же мало чувствуется жизни, какъ и во многихъ другихъ раціоналистическихъ конструкціяхъ анархизма.
Я думаю, психологія космополитическихъ убжденій анархизма намъ станетъ ясной, если мы припомнимъ, что въ построеніяхъ анархистовъ патріотизмъ или націонализмъ (обычно не различающіеся) сочетаются всегда съ представленіями о войн и милитаризм. Анархизмъ, который насквозь пацифиченъ, полагая преступнымъ не только вооруженное столкновеніе народовъ, но и любую форму экономической борьбы между ними — всегда соединяетъ, такимъ образомъ, понятія патріотизма и націонализма съ милитаризмомъ, то-есть воинствующими тенденціями опредленнаго историческаго уклада.
Милитаризмъ есть порожденіе имперіализма, своеобразный продуктъ буржуазно-капиталистической культуры. И, если милитаризмъ — немыслимъ вн національныхъ границъ, отсюда еще не слдуетъ, что любое осознаніе народомъ своего своеобразія и самоутвержденіе его въ своемъ индивидуальномъ бытіи, въ чемъ основное ядро самого анархизма, сопряжено всегда съ тягостями и безнравственностью милитаризма.
Со времени знаменитаго «пятаго письма» Бакунина патріотизмъ въ представленіяхъ анархизма — сталъ навсегда «явленіемъ звринымъ», своеобразной формой «пожиранія другъ друга». При этомъ охотно забываютъ и неполноту Бакунинскаго опредленія «патріотизма» вообще и то, что въ представленіяхъ самого Бакунина «естественный или физіологическій» элементъ патріотизма заслонилъ и вытснилъ вс другіе элементы.
Вотъ — наиболе полное опредленіе патріотизма у Бакунина: «Естественный патріотизмъ можно опредлить такъ: это инстинктивная, машинальная и совершенно лишенная критики привязанность къ общественно принятому, наслдственному, традиціонному образу жизни, и столь-же инстинктивная, машинальная враждебность ко всякому другому образу жизни. Это любовь къ своему и къ своимъ и ненависть ко всему, имющему чуждый характеръ. Итакъ, патріотизмъ это — съ одной стороны, коллективный эгоизмъ, а съ другой стороны — война».
Но ни упрощенное пониманіе Бакунина, далеко не покрывающее всхъ представленій о «патріотизм», ни націоналистическое юродство ничего общаго не имютъ и не должны имть съ анархическимъ пониманіемъ патріотизма.
Анархизмъ, конечно, долженъ отвергнуть и «рыночныя» вожделнія имперіалистовъ и изступленный «мессіанизмъ» какого нибудь Шатова.
Слова
Патріотизмъ можетъ и долженъ быть утверждаемъ — вн борьбы, вн взаимоистребленій, вн милитаризма. Вс эти явленія не сопутствуютъ патріотизму, но, наоборотъ, отрицаютъ его.
Милитаризмъ — всегда есть покушеніе на самую идею народности, на своеобразіе даннаго національнаго опыта. И потому милитаризмъ — угроза не только чужой національности, но и своей собственной, ибо никакая свобода не можетъ строиться на поглощеніи чужой свободы или даже ограниченіи ея.
Но можетъ-ли анархизмъ отрицать своеобразіе народовъ, индивидуальныя — въ ихъ психологической сущности — различія сложившихся и окрпшихъ національностей и можетъ-ли анархизмъ желать ихъ уничтоженія, обращенія яркихъ, душистыхъ цвтовъ, выросшихъ въ жизни, въ невсомую пыль?
Я думаю, на оба вопроса анархизмъ можетъ отвтить только отрицательно.
Правда, анархисты склонны утверждать съ вншнимъ удовлетвореніемъ — въ глубочайшемъ противорчіи съ основами ихъ ученія — что уже сейчасъ въ «передовыхъ» элементахъ отдльныхъ національностей — передовыхъ, понимая это слово въ революціонномъ смысл, то-есть въ трудящемся населеніи, пролетаріат, революціонерахъ — нтъ никакого національнаго привкуса, что это — люди, живущіе «вн границъ», считающіе весь міръ или лучше интернаціоналъ своимъ отечествомъ. Они любятъ указывать, что «пролетаріи всхъ странъ» говорятъ вс на одномъ, всмъ имъ понятномъ язык и что отечество для нихъ есть варварскій пережитокъ, въ наше время поддерживаемый или явными и скрытыми имперіалистами, или безотвтственными романтиками. Но подобныя утвержденія находятся пока въ абсолютномъ противорчіи съ дйствительностью; пока они — лишь слащавая идеализація реальнаго положенія вещей, Донъ-Кихотизмъ, оставшійся отъ героической эпохи анархизма — романтическаго бунтарства, при томъ Донъ-Кихотизмъ, обезкровливающій самый анархизмъ.
1) Прежде всего, покрывается ли человкъ, личность, во всемъ ея своеобразіи и полнот, даже независимо отъ степени ея культуры, понятіемъ пролетарія?
Пролетарское состояніе есть опредленная соціально-экономическая категорія и только. Называть даннаго человка пролетаріемъ, значитъ характеризовать его въ опредленномъ план, обрисовать его соціальную природу. Но пролетарій есть не только пролетарій, не только членъ опредленной соціальной культуры, но и человкъ, личность — своеобразная, имющая кром соціальной еще и индивидуальную природу, и чмъ боле одаренная, тмъ мене годная укладываться цликомъ въ рамки только пролетарскаго міросозерцанія.
Слдовательно, говорить, что пролетарій не иметъ отечества, значитъ сказать: человкъ — пролетарій, поскольку онъ пролетарій, не иметъ отечества. Но это еще не значитъ, что онъ дйствительно не знаетъ отечества или не любитъ его, такъ какъ пролетарность — лишь часть его человческой природы въ ея спеціальномъ выраженіи. Закрывать глаза на это свидтельствовало-бы, во первыхъ, о нежеланіи считаться съ подлинной человческой природой, богатствомъ ея особенностей и настроеній, съ другой подчинить все индивидуальное своеобразіе личности моменту только соціальному.