Анатомия зла
Шрифт:
– Перепишите это собственной рукой и поставьте подпись и дату. Что у вас там есть из прохладительных напитков? В горле пересохло.
– Кока-кола? Апельсиновый сок? Содовая? – с не ускользнувшим от Гроссе заискиванием тотчас перечислил Р.О.
– Я бы выпил тоник без ничего.
– Скажите, доктор, каков процент риска во всей этой затее? – подавая ему пузатую бутылочку, поинтересовался больной.
– Минимальный, – не задумываясь, ответил Гроссе. – Не больше, чем при обычной аппендэктомии.
– Пытаетесь успокоить? – Больной уже сидел перед чистым листом
– Видите ли, несовместимость тканей донора и реципиента, опасность отторжения имплантированного органа, как проблема, для меня давно перестала существовать. Приступайте, пожалуйста, и побыстрее. Мы попусту теряем время. А время – самая дорогая вещь на свете... после жизни, разумеется. Время и жизнь! Пожалуй, это одно и то же. Время это живая ткань Жизни.
Взяв с тумбочки книгу, Гроссе рассеянно просматривал ее, пока Р.О., сутуло склонившись над столом, переписывал печатный текст.
– Не забудьте поставить подпись и дату, – напомнил он.
Пододвинув к нему расписку, больной встал, нервно прошелся по комнате. Гроссе перечитал написанное им и, спрятав в карман оба листка, направился к двери.
– Сейчас за вами придет сестра, – бросил он уже через плечо. – И. верьте мне, у вас нет причин для беспокойства. Я работаю без брака.
Он вышел, не закрыв двери, так как сотрудница уже ждала в коридоре.
ГЛАВА 7
Хирургическое отделение, помимо операционной, имело три предоперационных помещения. Одно выполняло свое прямое назначение – подготовку хирургов и их ассистентов к предстоящей операции. Два других предназначались для реципиента и его донора.
Клара поджидала Гроссе в донорской. Он вошел, как всегда, стремительно, бросив на нее быстрый сканирующий взгляд.
– Можно начинать, сэр, – отрапортовала она. В такие минуты между ними не существовало близости.
– Контейнеры с консервантами?
– Доставлены, сэр. – Она заставила голос звучать деловито и ровно. Но, не удержавшись, спросила: – Разве они нам понадобятся? Почему бы не ограничиться одной печенью? А на ее место вшить что-нибудь из законсервированных отходов – печень прошлогоднего реципиента С.Т., например. Молодой крепкий организм парня сумел бы побороть цирроз. – Клара отчетливо читала нетерпение и недовольство на лице Гроссе, но, не желая отступать, продолжала: – Есть ведь и другой вариант: оставить парню кусочек его собственной печени, и тогда у обоих печень отросла бы до нормальных размеров.
Выстрелив в нее испепеляющим взглядом из-под насупленных бровей, Гроссе хрипло рявкнул:
– Ради чего? Ты полагаешь возможным отпустить его на волю?
– Н...не обязательно. Вы...Ты сам говорил, что живые органы надежнее и сохраннее консервированных. Он мог бы жить в клинике... пока.
– Тешишься самообманом? Думаешь, если, по-страусиному, сунуть голову в песок, можно спрятать и все остальное? Ты сделала свой выбор. Вот и придерживайся его. И не морочь мне голову сентиментальным нытьем перед самой операцией.
Он раздраженно прошелся по комнате, сжимая и разжимая кулаки. Остановился перед нею, перекатывая вес тела с пятки
– Нужно быть круглой дурой, Клара, чтобы не понимать, что участь донора, попавшего сюда, заранее предрешена, что обратного пути для него нет и быть не может. И все же клянчишь невозможного. Ладно, пусть будет по-твоему. Я сохраню ему жизнь... в том виде, в каком сочту нужным. – Он как-то странно – зловеще и загадочно усмехнулся.
Сговорчивость не в характере Гроссе, и Клара не поверила ему. Но благоразумно предпочла промолчать. Впрочем одного ее вида оказалось достаточно, чтобы он вспылил.
– Я устал от увещеваний. Донора успокаивай, реципиента уговаривай. Вот только тебя мне и не хватало.
Обиженно поджав губы, она отвернулась.
Помещение для доноров преследовало тайную цель – скрыть свое назначение, обмануть бдительность жертвы. Обычная мебель, на стенах несколько отвлекающих гравюр фривольного содержания. Передвижной столик с медикаментами скрыт за китайскими расписными ширмами.
Джо привели именно сюда. Он остановился посреди комнаты, пугливо озираясь по сторонам и крепко, по-детски держась за руку Гретты, будто она могла защитить, уберечь от щемящей сердце неизвестности. Очевидная умственная недоразвитость этого чернокожего парнишки облегчала задачу его вольным и невольным палачам.
– Иди сюда, мой мальчик. – Голос Гроссе снова журчал, как ласковый ручей. – И помни, мама просила тебя быть мужественным.
Неохотно отпустив руку Гретты, пленник шагнул вперед.
Женщина отвернулась, но Клара успела заметить слезы, блеснувшие в ее глазах. Заметил и всевидящий Гроссе.
– Вы свободны, сестра. Сегодня вы мне больше не понадобитесь. Отдыхайте. – Он взглядом проводил ее до дверей и только после этого обратился к парню: – Джо, слушай меня и делай, что я тебе скажу.
Кларе неоднократно доводилось быть свидетелем, более того – испытывать на собственной шкуре способность Гроссе подчинять себе чужую волю. И все же каждый раз она с внутренним содрогаганием наблюдала этот зловещий ритуал.
– Сними одежду и ляг на тахту.
– Как, совсем раздеться? – Парнишка стыдливо покосился на Клару.
– Она врач, Джо. А врачей не стесняются. Ну же, не задерживай меня, поторапливайся. Чем скорее мы начнем, тем скорее все кончится.
Стараясь не смотреть на Клару, Джо стащил с себя несложную больничную одежду и лег на жесткий топчан, прикрытый красочным покрывалом с длинной бахромой.
– Умница. А теперь расслабься, дыши ровно и постарайся думать о чем-нибудь хорошем. Например о том, как ты скоро встретишься с мамой и с друзьями. Тебе сделают сейчас один маленький укольчик в руку, и ты уснешь.
– И ничего не буду чувствовать?
– Ровным счетом ничего. А когда проснешься в своей палате, все будет уже позади. И мы вместе посмеемся над твоими страхами.
Джо доверчиво улыбнулся и прошептал:
– Спасибо, доктор.
– Литический коктейль номер три, – скомандовал Гроссе, не отрывая взгляда от мальчишеского, словно вырезанного из черного дерева, лица.