Анатомия зла
Шрифт:
Гнев и смятение в душе Клары сменились ледяным спокойствием. Она сама не понимала, что с ней происходит. Быть может именно теперь, когда она почти добилась того, к чему стремилась всю жизнь, в ней взбунтовалось оскорбленное человеческое достоинство. Разве не заслужила она этого человека? Разве не была ему больше чем женой на протяжении стольких лет? Кому же, как не ей, должен принадлежать тот, ради кого она пожертвовала всем, чем только можно пожертвовать.
Но он предпочитал видеть в ней только послушную его воле рабу и любовницу. Пусть так. Ведь она заранее была согласна на
Хорошо зная его коварную, расчетливую, безжалостную натуру, она невольно насторожилась.
По мере насыщения гости перетекали в гостиную, где на площадке второго этажа расположился приглашенный квартет.
– Эрих, познакомьте же меня с вашей невестой. – К ним подошла привлекательная брюнетка лет сорока пяти и не дожидаясь, когда Гроссе исполнит ее требование, сама протянула руку Кларе: – Я Долли. Признаюсь, не сразу поверила собственным ушам. Рада. Искренне рада за нашего доктора. Примите мои поздравления.
– Долли, а где Эдмонд? Что-то он не попался мне на глаза сегодня, – поинтересовался Гроссе.
– Разве вы не знаете, Эрих? – упрекнула Долли, разом помрачнев. – Он совсем расклеился. Не выходит из дома. Большую часть дня проводит в постели. Первый раз я рискнула оставить его одного. Не могла отказать милой Николь. Ведь мы с ней как сестры...
– Кто лечит Эдмонда? – перебил ее Гроссе.
– Наш домашний врач. Мне кажется, он просто не знает, что с ним делать. Никакого лечения, кроме обезболивающих.
– Что нужно делать, я сказал Эдмонду прошлый раз у вас дома, – проворчал Гроссе. – Это единственное, что его спасет.
– Да-да, его поставили на очередь. Я молю Бога, чтобы он успел дождаться. – Она ничего не добавила, только умоляюще смотрела на Гроссе.
– Мне жаль, Долли. Искренне жаль. На днях я обязательно навещу его.
Гроссе поклонился ей и, взяв Клару под руку, подошел к Уилфордам. Музыканты играли давно всем полюбившуюся мелодию Pritty woman. Официанты разносили на подносах прохладительные напитки и шампанское.
Вклинившись между Кларой и Гроссе, изрядно уже подвыпивший Майкл обнял обоих за плечи и прогремел, привлекая к себе внимание гостей:
– Леди и джентельмены! Первенство в открытии сегодняшнего бала по праву принадлежит нашим нареченным.
Кларе, с ее болезненно обостренным восприятием, послышалась издевка в этом эпитете.
– Сделай одолжение, приятель, не превращай нас в посмешище. – Раздраженно дернув плечом, Гроссе скинул с себя тяжелую лапищу Майкла. – Нам давно уже не двадцать, и вообще, поищи себе другой объект для развлечений.
– Какие могут быть развлечения! Женитьба – самый серьезный, самый рискованный и самый благородный шаг в жизни человека. Тем более, когда тебе "давно уже не двадцать". – Он двусмысленно хохотнул. – А посему я могу только преклоняться перед твоим мужеством.
–
Майкл понял наконец, что его безобидные шутки раздражают Гроссе, и поспешил исправить положение, сделав это еще более неуклюже.
– Дабы не смущать жениха, – громогласно заявил он, перекрикивая музыку, – беру на себя смелость пригласить нашу очаровательную гостью на первый танец. – И, не дожидаясь согласия Клары, он довольно бесцеремонно обнял ее одной рукой за талию.
Она не стала ни вырываться, ни отказывать ему, превратив себя в послушную куклу в этих чужих, грубоватых руках. Но тотчас возненавидела Майкла за еще один эпитет, которым он ее, разумеется из вежливости, наградил. Клара прекрасно понимала, что "очаровательной" ее уж никак не назовешь. Замкнутая, надменная, отчужденная, с поджатыми губами и недобрым взглядом, она чувствовала себя улиткой, которую вытащили на свет из ее, и без того не слишком надежного, хрупкого домика. У окружающих такой экземпляр мог вызвать лишь неприязнь, в лучшем случае любопытство. Скорее всего, именно любопытство подтолкнуло Майкла пригласить ее на танец, чтобы попытаться понять, что мог найти в ней Гроссе.
Иронически-снисходительные улыбки скользили по лицам дам, наблюдавших за неуклюжими движениями Клары. Николь постаралась вообще не смотреть в ее сторону, чтобы не фыркнуть. Если бы не светские приличия, она попросту вышвырнула бы "эти садовые грабли" за дверь.
Постепенно Клара расслабилась и стала даже получать удовольствие от давно ею забытого танца. Майкл, несмотря на свою грузность, двигался на удивление легко. К ним стали присоединяться другие пары.
Воспользовавшись моментом, Николь повисла на руке Гроссе и с обворожительной улыбкой проворковала:
– Поскольку мой супруг избрал себе для танца вашу даму, думаю, я имею полное право на компенсацию. Надеюсь, сопротивляться вы не станете.
– Сопротивляться!? Вам!? Помилуйте, Николь. Это было бы столь же глупо, сколь и бесполезно, – ухмыльнулся Гроссе, принимая в объятия ее мягкое, податливое тело.
Через плечо своего партнера Клара с ревнивым изумлением наблюдала за танцующим Гроссе. В такой роли она видела его впервые и до сих пор была уверена, что он вообще не умеет танцевать.
– Итак, вы женитесь. – Николь не кокетничала сегодня, не пыталась обольстить загадочного доктора. Она негодовала, и крылья ее идеально выточенного носика ритмично раздувались.
– Вас это огорчает? – с невинным видом спросил он.
– Меня это бесит! – выплюнула она ему в лицо. – Николь играла в открытую. – Знаете ли вы, о, коварное существо, что с того злополучного вечера в ресторане я думаю о вас ежеминутно. Ночью и днем. Особенно ночью... Вы преследуете меня даже во сне.
Слушая признания своей партнерши, Гроссе, всегда считавший флирт пустой тратой времени, сейчас, на пороге решающих событий, на пороге осуществления своих самых сокровенных замыслов, вдруг понял, как нелепо и бессмысленно стремиться к бессмертию и при этом отказывать себе в радостях жизни, уподобляясь бездушному механизму часов, не ведающему ничего, кроме отсчета времени.