Анатомия зла
Шрифт:
– Ну да.
– Ошибаешься. Мир наполнен тишиной. В нем нет ни грома, ни шума дождя, ни рева турбины, ни лая собаки...
– Э-эрих, прекрати меня разыгрывать.
– Но это же элементарно. Что такое звук? Немая продольная волна, которая сама по себе не звучит. Но когда она ударяется о воспринимающее устройство твоего уха, соответствующие электрические сигналы передаются по рецепторам в мозг. Мозг анализирует и интегрирует воспринятые волны и выдает их тебе, как шепот, крик или мелодию. Но даже если ты не слышишь волну – скажем инфра- или ультразвуковую – это вовсе не означает, что она на тебя не воздействует. Вот так же должно быть музыка воздействует на твои растения – молча.
– Ладно. С этим вроде бы разобрались. Но чтобы растение реагировало
на человека! Это уж, прости, из области фантастики.
– Проверено экспериментально. С помощью обычных электродов. Домашние цветы ощущают эмоции и настроения своей хозяйки даже на расстоянии. Одна дамочка была певицей и, хоть очень боялась самолета, часто летала на гастроли. Датчики, закрепленные на растениях во время ее отсутствия, дружно фиксировали эмоциональные всплески с промежутками в несколько дней. Когда певица вернулась из гастролей, экспериментатор выяснил, что именно в эти дни и часы она перелетала из города в город.
– С ума сойти можно! – Николь всплеснула руками. Она не столько слушала разглагольствования Гроссе, сколько радовалась, что благодаря им задерживается их отсутствие. Насолить сопернице да покрепче – вот что было для нее сейчас важнее всего. Не поняв и половины из услышанного, она старательно изображала на своем хорошеньком личике крайнюю заинтетесованность.
– А когда в комнату с домашними цветами, – продолжал между тем свою лекцию Гроссе, – входил ботаник-селекционер – вроде тебя – накануне потрудившийся над одним из растений с ножом и ножницами в руках, все обитатели горшков реагировали на него сильнейшим эмоциональным всплеском, аналогичным стрессу насмерть перепуганного человека.
– Невероятно, дорогой! Вот уж никогда бы не подумала, что наше первое свидание будет таким... информативным.
– Кое-какую пользу, кстати сказать, извлек и я.
– Можно полюбопытствовать?
– Я понял, наконец, что нас сближает.
– Вот как! – Ее глазки заблестели. – Горю желанием узнать.
– Пациенты-то у нас разные, а вот наклонности одинаковые, – озадачил ее своим ответом Гроссе. – Однако мы заболтались. – В его планы вовсе не входило раздражать Клару, особенно в такой день.
Николь снова обвила его шею, нежно промурлыкав:
– Я самый счастливый человек на свете, Эрих!
– Как ребенок, получивший долгожданную игрушку?
Она надула губки.
– Ты не воспринимаешь меня всерьез.
– Глупышка. В этом твое преимущество.
С непринужденным видом они вернулись в гостиную. Николь тут же бросилась к мужу,спеша рассказать ему, какие невероятные вещи она только что узнала о своих питомцах от "этого душки доктора".
А душка доктор отыскал Клару и, никак не объяснив ей свое долгое отсутствие, предложил уехать. Она тотчас согласилась, сказав что чувствует себя крайне неуютно в этой чужой для нее компании.
ГЛАВА 24
Когда они остановились перед домом Клары, в огромном здании светились лишь несколько окон. Захватив с сидения яблоко, подарок Гроэра, она поспшно вышла из машины. Ей хотелось сейчас только одного – пожелать Гроссе спокойной ночи и поскорее укрыться в своем подъезде. У нее раскалывалась голова. Но он вышел следом и деловито осведомился:
– Ты не возражаешь, если я останусь сегодня у тебя?
Клара взглянула на него с удивлением:
– Да ведь мы ж только вчера были вместе. По-моему изменять своим привычкам не в твоих правилах.
– Это наверное потому, что скоро мы распрощаемся с твоей дурацкой квартирой. – Его передернуло от собственной лживой сентиментальности. Обманывать клиента или жертву донора – дело привычное. Но лицемерить перед женщиной! Разыгрывать несуществующие чувства! До такого он еще никогда не опускался. Так почему же он лгал ей? Не потому ли, что из любовницы она превращалась для него в жертву.
– И потом, мы ведь так и не поговорили. А сказать нужно многое.
– Уж больно трудный выдался день. День, которому нет конца.
– Полноте. Мы с тобой давно уже привыкли добираться до постели на рассвете.
Они поднялись на ее этаж. Едва отперев дверь, Клара скинула новые туфли, на пятках у нее вздулись волдыри.
– От работы устают физически. А у меня сегодня устали мозги, – упрекнула она. – Кто первый идет в ванную?
– Я. А ты свари кофе, да покрепче.
– Кофе? Ночь ведь уже.
– И не надейся. Разговор будет долгий. – Он поддел носком одну туфлю, снял вторую и принялся растегивать брюки. – Приготовь будущему мужу пижаму.
Клара задумчиво смотрела на дверь, за которой скрылся Гроссе, на расплывчатый силуэт его тела, просвечивающий сквозь матовое стекло.
От избытка событий в голове у нее все путалось. Путешествие к океану (Гроссе не баловал ее прежде загородными прогулками). Заточенный за каменной оградой полудикий юноша – сын Гроссе, абсолютная его копия. Пес с чужой головой, как отголосок ужасов Вивария. Странное забытье перед потрясающей красоты хрустальным черепом. Их первый совместный выход в свет. И венец дня чудес – предложение Гроссе.
Вот только радости почему-то не было. Более того, она чувствовала себя раздавленной, униженной, осмеянной.
Никогда за все проведенные вместе годы он не относился к ней так серьезно. Не посвящал в свои дела, не показывался с ней на людях. И уж тем более не заговаривал о браке. Так почему же она не радуется? Не торжествует долгожданную победу?
Сделав ей так странно обыгранное предложение, он уединился с хозяйкой дома, откровенно к нему неравнодушной. Конечно, Клара не ждала от него пылких речей и нежных взглядов, учитывая натуру Гроссе и их многолетнюю связь, давно превратившуюся для него в привычку. И все же. Если уж он, по неведомым ей причинам, решился на подобный шаг, то мог бы проявить к ней хотя бы элементарный такт, а не унижать перед своими же друзьями. Она интуитивно угадывала что-то неладное за каскадом обрушившихся на нее перемен, и это ее угнетало и настораживало.