Ангел для кактуса
Шрифт:
— Почему скучный?
— Ну, во-первых, все фото однообразные. Во-вторых, я бы, как человек, который «мимо проходил», на такое не клюнула. Колись, — смотрит на меня внимательно, — ты что-то задумал?
Усмехаюсь слегка и ухожу от прямого вопроса, задав свой:
— А что бы ты сюда добавила?
— Не знаю, — склоняет голову набок и придвигается ближе. — Дай-ка. — Забирает айфон и проворно скользит по экрану пальцем. — Как по мне, так абсолютно точно в каждом снимке не хватает живости. Смотришь общий вид фотографий в профиле — беспросветная серость.
— Серость? Все ж зеленое…
— Одно другому не мешает, — пожимает плечами Катя. Открывает первое попавшееся фото, разглядывает его особенно тщательно и вдруг зачем-то лезет в сумочку: — Ты не согласен? — Достает оттуда наушники, подключает их к моему айфону и возвращается в «шапку» профиля, чтобы посмотреть актуальное сторис.
Я забираю у Кати один наушник и погружаюсь в видео вместе с ней. В нем крохотный репортаж с нашей вчерашней поездки, обзор выставочного зала оранжереи: балки под потолком, увитые лианами, мощные стволы пальм, их гигантские мясистые листья с прожилками, причудливые бутоны, бесконечные ниши с пестрыми лилипутами. Комментируя буйство цветущих фиалок, Лина обходится буквально парой фраз, а потом снимает крупным планом несколько растений вроде тех, которые я чудом не раздавил. Ее голос пробуждает во мне воспоминания. Я улыбаюсь, я чувствую присутствие Лины.
— Что добавить? Может, нотку юмора? Или хотя бы не прятаться за кадром, показать себя. Ты знаком с ней? Кто она? Почему ее лицо не мелькает в профиле?
Смеюсь:
— С каких это пор тебя интересуют девушки?
— Меня интересуют не все девушки, а только те, которые интересуют тебя.
— С чего ты взяла, что Лина мне интересна?
Катя игриво заглядывает мне в глаза и извлекает наушники из айфона:
— Так значит, ее зовут Лина…
Глава 13. Лина
Вот уже второй день мама не оставляет попыток докопаться до истины. «До истины» — значит, до меня. Ее не устраивает мой короткий ответ, ее не устраивает ранее озвученная легенда, она не понимает, как склочный клиент мог без пререканий принять фиалку и навсегда убраться восвояси. Хотя, конечно, «навсегда» — слишком опрометчиво сказано. Мама желает услышать все до мельчайших подробностей, но я не могу даже в общих чертах пересказать ей то, что наговорила МистеруТараканьиУсишки. Я молюсь, чтобы «навсегда» материализовалось и не обрело временных рамок. Я молюсь, чтобы сенполия «Голубой туман» цвела вечно. Я молюсь, чтобы Алексей, с которым мама планирует связаться этим же вечером, не взболтнул чего лишнего. Ни сегодня, ни завтра, никогда! Впрочем, о «никогда» я могу не беспокоиться: на днях мы пересечемся в последний раз, и наши пути снова станут параллельными прямыми.
Я делаю несколько шагов назад, чтобы еще раз взглянуть на завершенную зеленую композицию в витрине, и невольно вздыхаю.
Сейчас я одна внутри магазина. Мама на время оставила меня в покое — ей наконец-то удалось договориться с разнорабочими насчет демонтажа вывески за умеренную плату. Они уже съездили на старое место, и теперь мама руководит ими здесь, но снаружи, поэтому я могу не притворяться, что все замечательно, и вволю повздыхать.
Я не понимаю, чем вызвано мое подавленное настроение: гневные комментарии благополучно удалены самим автором, фото его персоны с «эксклюзивным» цветком набрало несколько сотен лайков и возглавило топ лучших постов нашего профиля, даже число подписчиков незначительно, но прибавилось. Похоже, моя внутренняя дисгармония никак не связана с недавним конфликтом. А что тогда?
Я присаживаюсь на нижнюю ступеньку стремянки, которая с момента переезда все так и стоит у стены, за дальним стеллажом, загружаю Инстаграм и открываю актуальные сторис. Не знаю, зачем я это делаю, но бесчисленное количество раз просматриваю одно и то же видео, стремясь заучить его наизусть. Просматриваю и вру. Вру сама себе! Я знаю, почему снова и снова возвращаюсь к нему: я пытаюсь представить, с какими мыслями и ощущениями смотрел эту запись Алексей, и хочу оценить видео его глазами. А еще… вопреки довольно сильному и навязчивому желанию, боюсь переходить в его профиль. Мне страшно увидеть там нечто такое, что могло бы подкосить меня окончательно. Хотя какое мне дело до его личной жизни?
Стук, который доносится снаружи, вырывает меня из потока тягостных мыслей. Я встаю, прячу телефон в карман и подхожу к витринным окнам, но не слишком близко, чтобы не привлекать к себе внимание. Судя по всему, вывеска уже держится над входом самостоятельно, ведь наверху остался только один рабочий, а двое других о чем-то разговаривают с мамой. Надеюсь, они не убеждают ее в необходимости доплатить что-либо сверху за выполненное ими дельце, а мама с холодным сердцем и трезвым умом не поддастся на их манипуляции. А еще я надеюсь, что новое место расположения цветочной лавочки хотя бы чуточку поспособствует увеличению объема продаж.
В который раз я беру в руки парня-опунцию, кручу-верчу его, с умилением разглядывая проклюнувшиеся крошечные «ушки», и мыслями возвращаюсь к Алексею. Передо мной живо встает его образ, образ самонадеянного красавчика, прожигателя жизни, упивающегося своим совершенством и превосходством, богатенького сердцееда, которому доступно и позволительно все и которому прощается все, стоит только пустить в ход трофейное оружие — улыбку. Я тот час же вспоминаю его смешливые губы, как он покусывает их слегка, демонстрируя идеально ровные белые зубы, как один уголок его рта устремляется вверх, как он мотает головой и как он смотрит на меня при этом. Его взгляд дразнящий, но вместе с тем полный внимания и участия, и даже если он смеется надо мной, то делает это потрясающе.
Я ставлю кашпо с кактусом на место, в своем воображении окрестив его Алексеем, и вздрагиваю, потому что внезапно дверные колокольчики издают знакомый перезвон.
— Ну вот, — мама торопливо проходит к стойке, чтобы взять приготовленные заранее деньги, строго ту сумму, о которой она изначально договаривалась, и поясняет: — Теперь уж точно можно поздравить друг друга с новосельем.
Я вижу, как мама светится изнутри, она довольна результатом, и мне уже не терпится выскочить наружу, чтобы оценить «обновленный» магазин со стороны. Вся былая меланхолия куда-то улетучивается. Хотя, кажется, она улетучилась мгновением раньше.
— Поздравляю! — радостно сжимаю кулаки я и слегка пританцовываю на месте.
В ответ на мой восторженный порыв мама лишь сдержанно кивает, а на обратном пути, уже взявшись за ручку входной двери, оборачивается:
— Доченька, и я тебя поздравляю!
Она произносит это так, будто бы я внесла свою непосильную лепту в переезд. Но я не чувствую себя весомо причастной!
Я выхожу за ней следом в стремлении переубедить, ответить, что я всегда готова ей помогать и буду делать это отнюдь не ради благодарностей, но очутившись на улице, не могу произнести и слова — пячусь, чтобы поравняться с мамой, а когда оказываюсь рядом, прижимаюсь к ней плечом.