Ангел для кактуса
Шрифт:
Окей, меня нет.
Я не смотрю на нее. Не-смо-трю… Представляю, что еду один. Совершенно один. В салоне пахнет ароматизатором, а не чьим-то приятным парфюмом. Нет. Никого нет. Я один, но… Но! Но! Но!
Ее идеально белые кеды. Колени. Рука. И локоть, который время от времени меня задевает. Смешно! Я снова любуюсь ею, не в силах скрыть интереса. И жду. Жду, когда она вспыхнет, как спичка, одарит меня своим вниманием и неординарными «комплиментами», а потом все-таки улыбнется. Ведь ее улыбка очаровательна. Лина сама одно сплошное очарование…
— Почему тебе никто не звонит? — вдруг спрашивает она, и я искренне радуюсь, что Лина наконец-то закончила игру в молчанку.
— А кто мне должен звонить?
Она жмет плечами:
— Не знаю. Но кто-то должен: друзья, родители, доставка какой-нибудь бредятины.
— Какой-нибудь бредятины? — я перепрашиваю, готовый рассмеяться, и заглядываю ей в лицо. Но доступ к глазам закрыт.
Лина была права насчет очков: хочется выкинуть их куда подальше.
— Ты с самого утра в чужой компании, — заключает она, и я улыбаюсь. Мне кажется, что ее компания уже давно не чужая.
— Я предупредил, что у меня срочные дела.
Хотя я, конечно, уже реально задерживаюсь.
Она прищуривается:
— Но кто-то тебе все-таки звонил.
— Да.
— Но ты не ответил.
— Да.
Лина смешно ухмыляется:
— Попахивает вечерним скандалом.
Я понимаю, к чему она клонит, о чем подумала, но сейчас мне трудно разобрать: язвит она, сочувствует или злорадствует по поводу того, что я якобы могу огрести неприятности.
Отвечаю неопределенно:
— Все может быть, — и намеренно не смотрю на нее.
Лина молчит. Боковым зрением я вижу, как она теребит тесемку за запястье.
Она волнуется? Ей не все равно? Что? О чем она думает?
— Ты все еще переживаешь насчет Инстаграма?
Лина отвечает слишком быстро:
— Нет. Не особенно.
Ее голос звучит мягко и приглушенно. По всей видимости, это не то, что тревожит ее в данный момент.
— Ты покажешь мне ваш профиль? — я протягиваю ей свой айфон.
— Зачем? — она непонимающе смотрит на гаджет. Но вдруг расслабляется и смеется: — О, нет. Не-ет! Тебе его не жалко? Если все это ради моего нелепого возгласа, то ты сошел с ума!
— Что? — Я не могу смотреть на нее без улыбки. Лина мелет какую-то несуразную чепуху, но эта чепуха действует на меня положительно. — Я просто хочу взглянуть на ваш профиль, и все.
— Ну да, конечно. — Она складывает руки у груди, как это делала уже несколько раз, и буравит меня взглядом, прячась под очками. — Ты хитрый жук. Твои потаенные мысли скрыты под слоем помпезной обаятельности, но я читаю тебя насквозь. Ты снова хотел, чтобы я…
— Погоди!
— … произнесла это…
— Стоп! Остановись! — я смеюсь и сворачиваю на Московскую. — Не хочу слышать все, что ты намерена сказать мне дальше. Давай отмотаем немного обратно. Так ты считаешь меня обаятельным?
Лина дергается, собираясь меня ударить, но я все еще предлагаю ей взять мой айфон…
— Я такого не говорила! — С жаром открещивается она. — Положи его сюда, — указывает на приборную панель, — я возьму его оттуда.
Я делаю так, как она желает, после чего театрально почесываю нос:
— В твоей речи было что-то такое про помпезность… Не напомнишь?
— Я сказала это ради сравнения!
Сняв очки, она утыкается в мой айфон, а через пару секунд возвращает его обратно, позабыв об осторожности. Но прежде, чем забрать его из ее рук, я внимательно смотрю ей в глаза, потому что совсем не собираюсь провоцировать Лину на это ее «оуч». Хотя то, как она его произносит, вызывает соблазн повторить предыдущий трюк.
Но все проходит гладко, телефон у меня.
— И с кем ты меня сравниваешь? Только придумай что-нибудь новенькое, не надо повторяться.
— Тебе это так важно знать?
Я киваю:
— Важно. — Подписываюсь на профиль их цветочной лавочки и откладываю айфон в сторону.
— С чего бы это?
— Самовлюбленному эгоисту необходимо знать, что о нем думают.
Лина смеется:
— Я же вижу, ему плевать.
И пока я нахожусь, что ответить, мы сворачиваем на парковку мини-маркета. Красная "Киа" оказывается по соседству.
Я глушу двигатель, кладу локти на руль и поворачиваюсь к Лине:
— Признайся, у тебя просто нет подходящего сравнения, кроме как «обаятельный».
Кажется, она снова жаждет меня ударить, но ее порыв отнюдь не агрессивный. Он больше похож на своеобразный коннект через прикосновение, и это говорит о том, что Лина впустила меня на свою территорию еще тогда, когда впервые ударила.
— У меня есть тысяча сравнений для тебя! — она отстегивается и выбирается из машины. Но не спешит в магазин: обняв плошку с цветком, терпеливо дожидается, пока и я выйду тоже, открою заднюю дверцу, достану ящик…
Сейчас Лина такая покладистая: неторопливая, мягкая, совершенно своя, как будто мы уже лет двадцать делаем что-то вместе. Ее злость осталась только в словах. В словах, за которыми она все время прячется.
Я смеюсь:
— Около десяти я уже слышал. Осталось девятьсот девяносто, — приближаюсь к ней с первой партией фиалок. — Сколько еще дней нам нужно провести вместе, чтобы ты успела уложиться? Лета тебе хватит?
Она не выдерживает и пихает меня локтем. Я разыгрываю комедию, что вот-вот и уроню ящик. По ее лицу на миг расползается испуг, но тут же сменяется на праведный гнев. Когда Лина сердится по-настоящему, трясется земля и замолкают все птицы, прежде щебетавшие на ветках. Но такой она мне нравится даже больше.
— Ты когда-нибудь бываешь серьезным? — Она открывает дверь, звоном колокольчиков оповестив Ларису о нашем появлении.
— Я всегда серьезен, — следую строго за ней.
Лариса смотрит на нас с интересом, в ее взгляде читается вопрос: «Вы так и не сумели найти общий язык или вам присущ именно такой стиль общения?».
Я ставлю ящик туда, куда мне указывают, и отправляюсь за вторым. А потом за третьим, четвертым и пятым. Лина тем временем колдует над ценником, попутно рассказывая маме о том, что мы придумали. Я ловлю обрывки их диалога, но и без того понимаю, что Лариса лишь позволяет нам эту маленькую шалость, хотя, конечно, совершенно не одобряет. Но я, честно говоря, на что-то большее и не рассчитывал.