Ангел для кактуса
Шрифт:
Какое-то время мы молча стоим перед входом, задрав головы вверх и любуясь нашим магазинчиком, как ни один клиент не станет любоваться даже самой лучшей витриной мира, не говоря уже о том, что эта цветочная лавочка триллионная в городе. И пускай она слишком тесная, крохотная и, допускаю, вполне себе неприглядная среди длинной галереи фасадов элитных бутиков, но она хорошенькая, уютная. Наша. Наша и только наша!
— Мам, я должна тебе кое-что сказать, — я опускаю глаза. Меня захлестывает чувство вины. Я знаю, что сейчас неподходящее время вспоминать о МистереТараканьиУсишки, но я не в силах сдерживать в себе этот груз, который тянет меня на дно. — Прежде чем прийти к нам…
Но мама обнимает меня за талию так крепко, что я громко ойкаю, улыбается и прижимает меня к груди:
— Не важно. Остался доволен, и ладно! Не хочу, чтобы ты злилась, полагая, будто бы я тебе не доверяю.
Я отстраняюсь:
— Ты с ума сошла! — смеюсь и хмурюсь одновременно. — С чего ты решила, что я могу так подумать?
Мама не отвечает, лишь заводит мне за ухо волосы. Ее руки такие нежные, теплые, что хочется свернуться клубочком, подставиться и замурлыкать, как кошка.
— Пойдем, у нас еще много дел, — говорит она, и я вспоминаю, что мы на улице, стоим на тротуаре возле магазина, и у нас, действительно, куча дел.
— Да, — соглашаюсь я, и мы возвращаемся.
Погрязнув в документах и отключившись от внешнего мира, мама второй час разбирается с бухгалтерией. Узкий письменный стол для работы с бумагами мы придвинули вплотную к стойке, и когда мама сидит за ним, я могу видеть только ее макушку, но такой расклад меня вполне устраивает.
Покупателей сегодня почти нет: с утра мы продали один флорариум и вот, буквально пятнадцать минут назад, две идентичные калатеи. Женщина, которая их забрала, даже не стала слушать о нюансах ухода. Стоит надеяться, что она опытный цветовод и знает все о приобретаемых растениях, а не самонадеянная выскочка вроде того сумасшедшего, который подпортил нам карму.
Я уже полила все, что должна была полить во вторник по графику, искупала под душем особо страждущих тропических водохлебов, перебрала пустые кашпо, до которых еще с субботы не доходили руки, помыла витрины и теперь взялась за маленький пустующий многогранник для флорариума — наконец-то и для него освободилось место на стеллаже. У меня на примете есть подходящий таурус, который — я знаю! — желает поселиться в фешенебельном домике, а еще бледно-розовая натуральная отсыпка и мелкий речной песок. Я не мастер по созданию ошеломляющих миксов из разномастных суккулентов, но моно-композицию составляю не в первый раз. Главное, четко представить конечный результат и быть предельно аккуратной.
Я ухожу в подсобку за грунтом, а потом усаживаюсь со всем необходимым прямо на полу, за пальмой, предварительно расстелив вокруг себя куски картона. Нам очень не хватает еще одного стола для работы с растениями, но место, к сожалению, такой роскоши не позволяет.
Прежде чем взяться за пересадку тауруса, я делаю несколько снимков «до» — хочу выложить в Инстаграм «каруселью» все этапы создания мини-флорариума, но уже через пять минут, погрузившись в процесс, благополучно обо всем забываю.
Когда до закрытия магазина остается ровно час, маму отвлекает телефонный звонок: ей сообщают, что заказ на пахифитумы и эхеверии собран и готов к выдаче. Правда, об этом мы знали еще с утра — мне пришло оповещание на электронный ящик, — но сейчас эта информация сработала, как напоминание.
Взглянув на часы, мама уже собирается набрать номер Алексея, как во мне пробуждается дикое желание выхватить из ее рук телефон! Как представлю, что они снова начнут любезничать. Не хочу, чтобы он вообще лебезил перед моей мамой! Все эти его реверансы, улыбочки «не придраться» — театральное представление, направленное на то, чтобы в чужих глазах выглядеть хорошим мальчиком, а надо мной в очередной раз посмеяться. Но это глупое прикрытие. Сомнительная отмазка. Хватит уже врать самой себе! Кажется, я просто хочу поговорить с ним, услышать его голос…
Вот дьявол! Я не должна этого хотеть. Не должна!
Я оказываюсь у стойки неожиданной быстро. Неожиданно даже для того, чтобы осознать это вовремя и дать задний ход.
Мама выгибает брови и удивленно смотрит на меня.
Я знаю, что веду себя, по меньшей мере, странно, но перспектива их ненавязчивой болтовни заставляет мое сердце биться с удвоенной силой. Хотя не уверена, что это именно та причина, по который мой организм дает преждевременный сбой.
— Ты хочешь позвонить Алексею сама? — мама отслоняет телефон от уха.
— Нет! — слишком громко вскрикиваю я и, опомнившись, отхожу в сторону.
— Лина, ты меня пугаешь.
Что и говорить, я сама себя пугаю. Но подходящих слов оправдания не нахожу.
Отворачиваюсь, сжимаю ладони в кулаки, закрываю глаза и считаю до миллиарда, трижды сбиваясь на первом десятке.
Да что ж такое!
— Завтра во второй половине дня, — слышу, как мама уточняет время, и ощущаю внутри себя маленькую птичку, залетевшую туда случайно, и которая отчаянно желает вырваться обратно на волю. Но ее не пускают розовые пони. — Нет, нет, конечно, не поздно.
Я зажмуриваюсь со всей силы. Я стремлюсь отогнать безудержное волнение. Оно, как раскаленный огненный шар, прокатывается по мне и плавит кожу, оставляя на ней красноватые пятна после себя. Я не понимаю, что происходит, я хочу выбраться из этого состояния, я запрещаю себе думать о завтрашнем дне. Но эти запреты не имеют на меня никакого влияния. В своем воображении я уже пригласила на вечеринку к розовым пони всех девочек из Эквестрии и обескуражено предвкушаю жаркие танцы до рассвета.
Интересно, чем он будет занят завтра до полудня и готов ли посвятить нашим проблемам весь вечер?
— Лина! — обращается ко мне мама, и мне приходится обернуться. Но прежде, чем сделать это, я судорожно втягиваю приличную порцию воздуха через нос. Не хватало, чтобы Алексей передал мне «привет» или спросил через «передатчика» о чем-нибудь слишком личном. Но мама, даже не взглянув на меня, немного в приказном тоне выдает: — Посмотри, пожалуйста, на сайте, до которого часа они работают.
Похоже, эти двое могут любезничать друг с другом только по сугубо деловым вопросам. Я радуюсь и в то же время как будто немного огорчаюсь.