Ангел
Шрифт:
– Это мой, папа!
– Света гневно метнула им две серые молнии.
– Хи-хи-хи, Короче, мы, придем!
– Смеются, шустро закрыли дверь.
А у Светы сразу же упало настроение, улетучилось как легкий дымок сигареты. Тихо отошла от меня, села на кровать как старушка, сгорбилась. В глазах погасли искристые лучики.
– Солнышко, - присаживаюсь к ней, обнимаю рукой за плечо привлекая к себе, она мягко поддалась, прижалась ко мне, - глупые девушки, просто болтают чепуху.
– Неправда. Ты целовался с ними!
Ну вот как с ней жить? Не скроешь ничего, не утаишь. Рассекретит любую фальшь. Да и я, сам, обещал быть с ней абсолютно честным. Но ведь не все же можно говорить! Есть
– Ты целовался с ними?
– Да.
– Научи меня?
Хорошая моя. Не делай этого! Не искушай. Мне и так трудно бороться с собой. Если бы ты знала, как я хочу целовать тебя жарко, страстно, запоем, забыв обо всем на свете. С большим трудом обнимаю тебя жестом отца, чтобы не сорваться и схватив в охапку прижать к себе до дрожи. Как неимоверным усилием подавляю восстающую плоть, как ноет внутри меня тонкая, перетянутая струна желания и чего стоит держать эту струну, немеющими пальцами воли. Пожалуйста, не делай этого. Но она уже тянется ко мне губами, закрыв глаза.
– Научи меня целоваться.
Сердце дрогнуло, заколотилось, медленно как стартующая турбина начало набирать обороты. Смотрю ей в лицо, на маленькие губы и меня затягивает в них гигантским ураганом, закружило как мелкую щепку ветром, еще несколько мгновений и исчезну в смерче, растаю, растворюсь. Наклоняюсь к ней. Спасите меня. Я проигрываю битву с самим собой. Язык отнялся, чтобы твердо сказать: "Нам нельзя этого делать, ведь ты, моя дочка" А чертик на ниточке пляшет, самодовольно лыбится и нашептывает. "Можно! Родители же, целуют своих детей?" И у него в запасе тысяча аргументов, в оправдание, почему это хорошо.
Её губы - мощнейший редкоземельный магнит, а я всего лишь гвоздик слегка наколотый на бумажку, и эта бумажка должна защитить меня от опрометчивого поступка, помочь мне в борьбе с силой притяжения. Наклоняюсь, приближаюсь к ее губам мягко целую, просто тронул их своими. Меня затрясло, будто я вулкан так долго и мирно спавший, что не помнит даже, кем он был до своей вековой спячки, но неизвестные силы его разбудили. Хватит! Стоп! Ты ей - отец. Урок окончен.
– Вот так целуются белочки, - говорю с дрожью в голосе, с усилием отклоняюсь от нее.
– А как целуются зайчики?
– шепотом спрашивает она, заглядывая мне в глаза.
Света возбуждена, зрачки расширены, от чего глаза стали черными с тонкой серой полоской-ободком, короной солнечного затмения. И, как будто она пытается скрыть волнение затаив острое сбившееся дыхание, но это получается плохо.
– Мне пора моя принцесса, ждет работа, - говорю больше для себя, чтобы не подвергаться соблазну и впиться в нее губами.
Эту битву с собой я проиграл с огромными потерями. Обнулились все счетчики и зачеты с бонусами в компьютерной игре. Теперь все уровни нужно проходить с самого начала...
В приемной проскользнул тихой тенью, чтобы не нарваться вновь на нахальных практиканток, иначе они вновь бросятся разводить меня на встречу. Не хочу! Мне нужно побыть самому, провести эту ночь в одиночестве, чтобы поработать над ошибками, которых наделал столько, что хватит расхлебывать последнее десятилетие.
Работать! Работать! Работать! Работа от слова - раб. Я загоню себя на галеры, буду хлестать кнутом смоченным морской солью, чтобы выбить из башки дурь и блажь. Заставлю себя переносить тысячи тонн руды, чтобы добывать из них крупицы золота. И не пущу в голову ни одной дурной мысли. Все дурные мысли появляются только у тех, у кого свободен мозг, и он в праздном состоянии порождает таких вот чудовищ, чтобы они пожирали изнутри, отъедали по маленькому кусочку и
Анатолий Афанасьевич говорил о выставке картин, и он мне поможет. Вот, такая теперь у меня цель. Цель - тот стержень, который направляет все твои усилия, синхронизирует и задает правильный ритм жизни. Да!
Вытащил все свои альбомы, накопившиеся еще с самого детства, где рисовал всё, что попадало в кадр моего внимания. Мне уже грезился план выставки. Сначала детский рисунок; мама у окна, а я, там за окном, бегаю с футбольным мячом. Вот с него все и началось. Мама сказала: "Знаешь, Сережа, а у тебя хорошо получается рисовать. Может стоит тебе пойти в художественный кружок?". Потом девочка с класса, в которую были влюблены все мальчишки, в том числе и я. Тайно, тщательно скрываясь нарисовал ее на последней странице тетради, когда она у доски доказывала теорему Пифагора. И уже дома перепортил несколько альбомов, пытаясь воспроизвести ее, повторить в разных ракурсах и с разным выражением лица. Третьим экспонатом будет армейские будни. Парко-хозяйственный день, каких в армии с понедельника до понедельника, включая субботы и воскресенья. Солдаты чистят шины автомобиля зубными щетками, а сами ржут от веселого задания, которое дал им сержант, рядом стоит и сам, автор задания, грозный как эсминец "Потёмкин".
Рисунки сменяют друг друга, от альбома к альбому, от эпохи к эпохе, что пройдены совершенствуя технику и мастерство. Наконец, подошел к альбомам последних лет и наткнулся на рисунок с Мариной. Помню, как всегда затаившись, исподтишка нарисовал ее, выглядывая из своей клетки-загородки, почти папарацци - звездный охотник. Марина сидела за своим письменным столом, строгая и гордая властительница империи, всегда начеку, от того, что на виду у всех, подтянутая и чопорная напоказ. Пронзительно красивая и холодная, подарок богов и только для божьих избранников, а простым смертным - богиня Артемида, что только молиться и молить позволения целовать ее след на песке. Глаза, они могут сказать многое. В них светилось презрение, ко всему, что ее окружает и Вселенская тоска, почти мука. Она ненавидит свою жизнь! Ненавидит себя и свой статус, ту высоту на которую ее вознесла судьба по праву рождения. Королева! Теперь у меня есть реклама эксклюзивного стола "Королева" Только подправить чуть-чуть глаза, положить у губ горькую складку, похожую на легкую усмешку и тщательно прорисовать стол. Вот, где-то так.
Звонок в дверь.
– Входите, открыто!
Когда же, наконец, научусь закрывать двери, чтобы больше не вламывались кто попало? Значит, так! Провода звонку оборвать по самые контакты, в дверь врезать другой замок, автоматический, чтобы бешенной собакой держался зубами за косяк. А за неизменное; "входите открыто" - отрезать язык. Всё. Иначе, меня окончательно достали.
Но я почти не удивился, когда на пороге появились практикантки. А почти, потому что, пришли на удивление тихо, подъездную дверь с петель не срывали, по лестнице не топали эскадроном драгунов, и не орали песен. В общем соседей не пугали, но мне таки они пропели шепотом куплет, старой армянской песенки про карусель!"
Плюс ко всему, где-то уже набрались как Тузики на помойке.
– Сережа! Покатай нас на своей карусели! Пожалуйста!
– Она у тебя, такая классная!
Ну что с ними делать? Выгнать? Ночь на дворе, а они пьяные - в дупель. Еще на задницу приключений себе найдут. Там, в ночном городе, каких только подонков не бывает. Как я потом себе же в глаза буду смотреть если с ними что-то случится. Может я и слабохарактерный, но гадом не буду. Ну, и к прочему, никто еще не оценил мою карусель классной. Да, это самый веский аргумент в пользу шлюшек.