Ангелофилия
Шрифт:
Революция! Звала под полог сильно, завлекала, глупого юнца. Черным-черна была ее душа. Манила изувера черная дыра! Тянула гравитация. Затем, как мавр, пока старухой Революция еще не стала, не выдержал и по навету, выдумав, что неверна, убил своими же руками, так испытав катарсис и оргазм одновременно. Затем палач очнулся и, кляня, хотел уж руки наложить и на себя, и руки-то в крови по локоть или даже выше.
Впрочем, эти сплетни идут от недругов, потомков тех, кого он вслед отцу отправил к праотцам. Как им казалось, в ад или
Такая каша из вчерашних палачей и жертв, которые на брудершафт братались, радостно как будто и, не узнавая, прохлаждались в тенистых рощах. Утром нет похмелья, ешь, пей – одна отрада. Мечта революционера, каторжника Кобы – мировая революция. Мстить и покорять народы больше, вроде как, не надо, а здесь он нараспев поет псалмы на радость маме вместе с Троцким и счастлив, что не помнит, кем он был. Иль только претворяется в нирване? Иль снится ему сон за несколько часов до Великой победы! Он просыпается в поту, и на руках у мамы.
17
Шоу трудного утра
В четыре утра Гамлета разбудил резкий звук – гремели входными дверьми. Нехотя поднялся, подошел к окну, никого не увидел, залез на подоконник и крикнул в приоткрытую форточку: «Э-э-э-э, х-ли вы там!» Тот, кто там был, не реагировал и продолжал стучать. «Пойду, выйду», – тихо сказал Лене. «Может, не надо?» Но терпеть стук не было сил. Пять утра. Вышел в коридор. Где-то на верхних этажах раздался надрывный стон: «Помогите!» Женский голос чередовался с мужским. И засомневался куда же идти, но стук в дверь резал слух.
Подумал, может это стучит тот кто все объяснит. Отвлекся на дверь, хотя показалось, что наверху кто то неземной секретно рожает квадратноголового, цилиндрического инопланетянина, и оттого, просит помощи. За дверью оказался длинный костлявый наркоман. Хотел дать ему за наглость, но не захотел пачкаться. Как оказалось, это он избил девушку. Бил, пока у нее внутри что-то не оборвалось. Затем дружки выправодили его на улицу и вот он ломился.
Гамлет этого не знал, и запустил звереныша.
– Вызовите, пож-жалуйста, «скорую», – заикаясь, попросил тот. – Дру-гу плохо-о!
– А что вызывать, вот она и приехала.
– Видимо, кто-то раньше вызвал. – заметил Гамлет, когда двое – мужчина и женщина – в белых халатах с серебристыми, как у космонавтов, чемоданами проследовали вверх.
Наверху продолжались стоны:
– Пом-мо-ги-и-и-ите. Словно умирает-подумал я.
Наркоман попросил воды. Я как то расслабился и вместо того чтобы послать подальше, ответил, каким то чужим голосом.
– Сейчас – заодно вспомнив, что у наркоманов «сушняк». Стало жаль. Вообщем как всегда. Брови домиком. Прилив сочувствия. Налил пластиковую 0,33. Вынес. Пьет нехотя, словно прикидывается. Спрашиваю, что с ними?
– Да что-что? Колются всякой
– Наркоманы? – зачем-то спросил очевидное. – Жахнулись не тем, –
– Да-а-а, нарко-о-о-о. – на ходу засыпает и сразу просыпается.
– Не хлопай дверями – дети в доме спят, и давайте-ка уже на выход.
Отвечает, булькая:
– Хорошо-о-о.
Замызганный, грязный, липкий, бессильный. Оборотень. Наверху стихло. Врачи, как роботы, прошли в обратном направлении.
Вот он – апокалипсис! Зашел домой. Смотрю в окно. Минут через пять вышли. Второй поменьше и в кепке. Пошушукались и бежать в разные стороны. Движения заторможенные, бегут как в замедленной съемке. Через минуту после еще и бомж нарисовался. Все какие то, как шкурки от соленых помидор, красно -черные. Полный упадок. Ничего не скажешь, пестрая, вернее бледная бригада смерти. Дверь на распашку. «Что за народ?» – нервничал, еще не зная, что наверху между этажами лежат, два мертвеца.
Вот тебе и День рождения!? Подарок что надо. В пяти шагах от растворенных в нарко кислоте жизней. Сострадание есть, но что толку. Только бессонный газ в черепной коробке и муть за роговицей, словно пьяный уснул с сигаретой в постели и матрас тлеет. И обреченное понимание, что вообще то не нам судить, а тому, кто издает шорохи в мозгах, нагнетая ужас и низменные желания, положить на все с прибором и хапнуть передоз.
«Полный подъезд квартирантов» – пояснила Ленка. «Тогда понятно». Поспать не получилось. Через полчаса подъехала милиция, затем труповозка, а уже далее и телекомпании подтянулись. Шоу трудного утра, затем трудного дня и, вдогонку, такого же вечера началось. У меня всего лишь День рождение, в непроходимых дебрях, человеческих судеб.
Хочется любых, даже перемороженных, цветов и крепко выпить. Потом разжечь костер в любом лесу, на поляне, да хоть даже на пустыре и погреться! Факт, как хочется! И уже прекратить помнить о том, что нас никто не спросит, хотим ли мы стать кузнечиком или человеком. Мы бл-ть подневольные твари! И тем более нас не спросят, хотим ли умереть сегодня или завтра и какой смертью. А чего мы тогда кипишуем. Еби–кая сила! Раз это происходит не по нашей воле!? Урылись и заглохли быстро!Тянем лямку дальше! Мерием давление и снимаем кардиограмму.
18
Осиновый кол
Приятные открытия настигают порой самым обычным образом. Из ниоткуда, из сомнительной честности и серой, даже если пронизанной солнцем, будничности дней вдруг осознаешь, с какой скоростью растет твой славный и древний город. Твоя любимая отчизна! Если конкретизировать, то с катастрофически быстротой. Похожей, на половой акт кролика, чтоб стало понятно, с чем сравнивать. Возмутительно!? Радостно за кролика? Или за город? Да за всех, кому улыбнулась «госпожа удача» хотя в данном случае по отношении к себе, я бы назвал его или ее потаскухой.