Анна Каренина
Шрифт:
этом - значит придавать важность тому, что ее не имеет". Она вспомнила, как
она рассказала почти признание, которое ей сделал в Петербурге молодой
подчиненный ее мужа, и как Алексей Александрович ответил, что, живя в свете,
всякая женщина может подвергнуться этому, но что он доверяется вполне ее
такту и никогда не позволит себе унизить ее и себя до ревности. "Стало быть,
незачем говорить? Да, слава богу, и нечего говорить", - сказала она себе.
XXXIII
это часто бывало, не успел войти к ней. Он прошел в кабинет принимать
дожидавшихся просителей и подписать некоторые бумаги, принесенные правителем
дел. К обеду (всегда человека три обедали у Карениных) приехали: старая
кузина Алексея Александровича, директор департамента с женой и один молодой
человек, рекомендованный Алексею Александровичу на службу. Анна вышла в
гостиную, чтобы занимать их. Ровно в пять часов бронзовые часы Петра I не
успели добить пятого удара, как вышел Алексей Александрович в белом галстуке
и во фраке с двумя звездами, так как сейчас после обеда ему надо было ехать.
Каждая минута жизни Алексея Александровича была занята и распределена. И для
того чтоб успевать сделать то, что ему предстояло каждый день, он держался
строжайшей аккуратности. "Без поспешности и без отдыха" - было его девизом.
Он вошел в залу, раскланялся со всеми и поспешно сел, улыбаясь жене.
– Да, кончилось мое уединение. Ты не поверишь, как неловко (он ударил
на слове неловко) обедать одному.
За обедом он поговорил с женой о московских делах с насмешливою улыбкой
спрашивал о Степане Аркадьиче; но разговор шел преимущественно общий, о
петербургских служебных и общественных делах. После обеда он провел полчаса
с гостями и, опять с улыбкой пожал руку жене, вышел и уехал в совет. Анна не
поехала в этот раз ни к княгине Бетси Тверской, которая, узнав о ее приезде,
звала ее вечером, ни в театр, где нынче была у нее ложа. Она не поехала
преимущественно потому, что платье, на которое она рассчитывала, было не
готово. Вообще, занявшись после отъезда гостей своим туалетом, Анна была
очень раздосадована. Пред отъездом в Москву она, вообще мастерица одеваться
не очень дорого, отдала модистке для переделки три платья. Платье нужно было
так переделать, чтоб их нельзя было узнать и они должны были быть готовы уже
три дня тому назад. Оказалось, что два платья были совсем не готовы, а одно
переделано не так, как того хотела Анна. Модистка приехала объясняться,
утверждая, что так будет лучше, и Анна
совестно было вспоминать. Чтобы совершенно успокоиться, она пошла в детскую
и весь вечер провела с сыном, сама уложила его спать, перекрестила и покрыла
его одеялом. Она рада была, что не поехала никуда и так хорошо провела этот
вечер. Ей так легко и спокойно было, так ясно она видела, что все, что ей на
железной дороге представлялось столь значительным, был только один из
обычных ничтожных случаев светской жизни и что ей ни пред кем, ни пред собой
стыдиться нечего. Анна села у камина с английским романом и ждала мужа.
Ровно в половине десятого послышался его звонок, и он вошел в комнату.
– Наконец-то ты!- сказала она, протягивая ему руку.
Он поцеловал ее руку и подсел к ней.
– Вообще я вижу, что поездка твоя удалась, - сказал он ей.
– Да, очень, - отвечала она и стала рассказывать ему все сначала: свое
путешествие с Вронскою, свой приезд, случай на железной дороге. Потом
рассказала свое впечатление жалости к брату сначала, потом к Долли.
– Я не полагаю, чтобы можно было извинять такого человека, хотя он и
твой брат, - сказал Алексей Александрович строго.
Анна улыбнулась. Она поняла, что он сказал это именно затем, чтобы
показать, что соображения родства не могут остановить его в высказывании
своего искреннего мнения. Она знала эту черту в своем муже и любила ее.
– Я рад, что все кончилось благополучно и что ты приехала, - продолжал
он.
– Ну, что говорят там про новое положение, которое я провел в совете?
Анна ничего не слышала об этом положении, и ей стало совестно, что она
так легко могла забыть о том, что для него было так важно.
– Здесь, напротив, это наделало много шума, - сказал он с самодовольною
улыбкой.
Она видела, что Алексей Александрович хотел что-то сообщить ей приятное
для себя об этом деле, и она вопросами навела его на рассказ. Он с тою же
самодовольною улыбкой рассказал об овациях, которые были сделаны ему
вследствие этого проведенного положения.
– Я очень, очень был рад. Это доказывает, что, наконец, у нас начинает
устанавливаться разумный и твердый взгляд на это дело.
Допив со сливками и хлебом свой второй стакан чая, Алексей
Александрович встал и пошел в свой кабинет.
– А ты никуда не поехала; тебе, верно, скучно было?
– сказал он.
– О нет!- отвечала она, встав за ним и провожая его чрез залу в
кабинет.
– Что же ты читаешь теперь?
– спросила она.