Антропологическая поэтика С. А. Есенина. Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций
Шрифт:
Деятельность поэта Есенин приравнивает по принципу «духовного хлеба» к работе мельника: «Осужден я на каторге чувств // Вертеть жернова поэм » (I, 154 – «Хулиган», 1919). Образ мельника положен в основание сравнения, наполненного глубоким библейским смыслом: « Словно мельник, несет колокольня // Медные мешки колоколов» (I, 159 – «Сторона ль ты моя, сторона…», 1921). Почти мифологическим смыслом наполнен образ ветра-мельника: «Ветер, как сумасшедший мельник , // Крутит жерновами облаков» (III, 55 – «Страна Негодяев», 1922–1923).
Внимание к технике
Пристальный интерес к технике, ко всякого рода новациям прогресса является типичной мужской чертой. Есенин, хотя и родился в селе (а может быть, именно в силу особенной крестьянской тяги к достижениям технического прогресса, призванного облегчить тяжелый сельскохозяйственный труд), был чрезвычайно внимателен к новинкам промышленности. Однако вряд ли можно выстроить по хронологии прямолинейную схему изменения отношения поэта к новой механизированной технике и вычислить вектор оценочной направленности. Слишком приблизительным и грубым было бы суждение о постепенном изживании Есениным как патриархальным крестьянином своего начального неодобрения всех порождений тяжелой промышленности и переосмыслении им технических нововведений с позиций столичного жителя и советского гражданина. С уверенностью можно лишь заметить, что усиление технической тематики и применение «индустриальной метафоричности» в произведениях Есенина совпадает с периодом индустриализации Советской России. И все-таки в разных своих сочинениях Есенин изображал технологические новинки то в позитивном ключе, то в негативном, поддаваясь сиюминутному настроению и творческому порыву, ставя разноплановые художественные задачи.
То обстоятельство, что в творчестве Есенина преобладают зарисовки живой природы, поданные в великом многообразии растительного и животного мира, никак не отменяет (хотя и несколько затеняет) тезис о внимании поэта к металлическим агрегатам. Сам человек назван Есениным « железным врагом » (I, 158), который в ситуации соревнования охотника с волком вторгся в природный мир и нарушил его естественные законы («Мир таинственный, мир мой древний…», 1921). По Есенину, извечный противник Бога и борец за душу человека – сатана – поощряет достижения прогресса и с радостью пользуется ими: «Жилист мускул у дьявольской выи // И легка ей чугунная гать » (I, 157 – «Мир таинственный, мир мой древний…», 1921). Нововведения прогресса поэт расценивал как насильственное вторжение в ущерб извечным законам бытия: «Вот сдавили за шею деревню // Каменные руки шоссе » и «Стынет поле в тоске волоокой, // Телеграфными столбами давясь » (I, 157 – «Мир таинственный, мир мой древний…», 1921).
Известно, что в жизни Есенин не преминул воспользоваться новейшими и сложными машинами. Он многократно в силу необходимости или абсолютно добровольно совершал поездки в поезде (поэт даже служил санитаром в Полевом Царскосельском военно-санитарном поезде № 143; путешествовал в отдельном вагоне в Среднюю Азию; ездил по железным дорогам на Кавказ, Украину и др.). Поэт вылетел из Москвы в Кенигсберг на самолете в 1921 г. и разъезжал по Европе на автомобиле.
Поэт с удовольствием пользовался телефоном в Москве (сохранились записи Есениным номеров телефонов И. В. Аксельрода и А. М. Сахарова – VII (2), 180) и телеграфом (известны его телеграммы, например, А. Дункан и А. Б. Мариенгофу и др. – VI, 155, 158). В пьесе даже указал телефонный номер: «Что же: звоните в розыск» – «(подходит к телефону ) 43–78» (3, 85, 86 – «Страна Негодяев», 1922–1923), его первые две цифры совпадают с последними цифрами домашнего номера И. В. Аксельрода – служащего 3-й типографии «Транспечати» Москвы. Есенинские персонажи пользуются телеграфом: Номах обещает – « Телеграммой я дам вам знать, // Где я буду…»; Литза-Хун также сообщает телеграммой о результатах розыска бандитов с золотом (III, 95, 99, 106 – «Страна Негодяев», 1922–1923).
Есенин разграничивал блага цивилизации и бездумное использование технических «излишеств», вредящих духовности. Не найдя в мире гармоничного соответствия природного начала искусственно выстроенному миру, поэт противопоставил технические изыски капитализма и природное богатство России, сохранившей свою духовность. Поэтому поэт обращался к Америке как средоточию абстрактного техногенного зла, символу «презренного металла» (в буквальном и переносном смыслах!), хотя рассуждал об этой стране исключительно по материалам газет, пока сам не побывал в ней:
Страшись по морям безверия
Железные пускать корабли!
Не отягивай чугунной радугой
Нив и гранитом – рек.
<…>
Не залить огневого брожения
Лавой стальной руды
(II, 65 – «Инония», 1918).
Возможно, из патриотических чувств и крестьянской приверженности к аграрной России Есенин переборщил с неприятием Америки и не заметил ее передовой индустрии, которую позже он примет – при знакомстве с ней воочию во время путешествия по США в 1923 г.
Поэт относит к нарождающейся культуре урбанизма все негативные стороны жизни, проявления бездушия и жестокости. В области «поэтической хронологии» особенно заметно приурочение неприятия всего насильственно-железного к революции 1917 г. и началу Гражданской войны: « Железная витала тень // “Над омраченным Петроградом”» и «Знали, // Что не напрасно, знать, везут // Солдаты черепах из стали » (IV, 199 – «Воспоминание», 1924).
Между проявлениями технической мощи и извечными природными явлениями Есенин выбирает последние, тяготея к естественному и нерукотворному земному началу:
Земля, земля! Ты не металл.
Металл ведь
Не пускает почку
(II, 155 – «Весна», 1924).
Такое трепетное отношение к природным ценностям не помешало Есенину создавать оригинальные метафоры, взяв за основу отдельные технические конструкции и перекроив их наименования на собственный лад. Например, уподобление кровотока в кровеносных сосудах сотворенному людьми водопроводу (и далее по хронологии нефтепроводу, газопроводу и т. д.) породило фразу с есенинским окказионализмом: «Не трепещу // Кровопроводом жил» (IV, 214 – «Капитан Земли», 1925).
Есенин не одобряет отношение деда к новшествам техники, считая такую консервативную позицию регрессивной: «Твое проклятье // Силе паровоза // Тебя навек // Не сдвинет никуда» (II, 141 – «Письмо деду», 1924). Про себя лирический герой Есенина сообщает: «Я полон дум об индустрийной мощи » (II, 137 – «Стансы», 1924). Крестьянин послереволюционной деревни «мыслит до дури о штуке, // Катающейся между ног», т. е. о велосипеде (III, 183 – «Анна Снегина», 1925).
Будучи правдивым в искусстве, Есенин высказывается о своем отставании от индустриальных перемен: «Стремясь догнать стальную рать » (II, 104 – «Русь уходящая», 1924).
Создание тайны как ключевого жизненного и творческого принципа
Мотив тайны сопровождал Есенина на протяжении всей жизни. Поэт был любителем тайн и даже сочинял и распространял в устной и письменной форме вымышленную, «легендарную» биографию.
Юному Есенину нравилось создавать таинственность вокруг себя. Г. А. Панфилову он писал в 1913 г.: