Арабская поэзия средних веков

Аш-Шанфара

* * *

За ночью день идет, и ночь сменяет день, Густеет злой судьбы губительная тень. В могилах без числа почиют хаджарийцы И Йемена цари – святые и убийцы. Былым правителям давно потерян счет, А вот Египет – цел, и Аль-Ахса живет. Будь проклята, земля! Пред нами ты в ответе. Исчадья подлости подлее всех на свете. О горе, мать-земля! Поистине, сама Ты наставляла нас, и лгут, что ты нема. На что нам Сахр ибн Амр, иссохший, как Сахара? Быть может, Аль-Ханса блуждает ланью старой. Твой океан кипит. Плывущих по волнам Терзает сто страстей. Когда причалить нам? И если ты, земля, когда-нибудь любила, То в гневе своего избранника губила. Бьет ненависть в чело и валит с ног живых, И дикость кровь струит из вен отверстых их. Да не смутит тебя ни вид их величавый, Ни власть мгновенная, ни блеск их дутой славы! Не много радостей изведали они, И не по воле их пришли дурные дни.

* * *

Когда

присмотришься к живущим на земле - Что человек, то нрав. Но все равны во зле. И если на меня похожи дети Евы, То что вы стоите? Да пропадите все вы! Как бейт с неправильным по метрике стихом, Как вздор, написанный неграмотным писцом, Так ваша близость мне под жалкой вашей сенью. Пора недужный дух предать уединенью. Хоть до Лива ар-Рамль ты, странник, не дошел, Довольно, отойди! Засох древесный ствол, И на висках твоих в напоминанье света Белеет старости печальная примета, И веки у тебя слезятся иотому, Что жаль последних звезд, чуть брезжущих сквозь тьму.

* * *

Отдай верблюда людям по правилу мейсира, Молчи: твои созвучья – что звук пустой для мира. Огню подобна юность; гляди же, чтоб недаром За днями дни сгорели, воспользуйся их жаром. Мой уголь гасит стужа и проникает в кости, А я огонь раздую, скажу: «Погрейтесь, гости!» Мой поздний собеседник, сдружившийся со мною, Последний жар засыпал остывшею золою.

* * *

От взора свет бежит. Сиянье меркнет. Вера - Вооружение лжеца и лицемера. Ужель прольется дождь небесных благ для тех, Кто забывает стыд среди земных утех? О, лживый мир! А мы не знали, что в мечети Безгрешны все подряд, как маленькие дети! О жалкая земля, обитель горя, плачь! Тебя хулил бедняк и посрамлял богач. О вы, обман и ложь призвавшие в подмогу! Поистине, из вас никто не близок богу. Когда бы по делам господь судил людей, Не мог бы избежать возмездия злодей. А сколько на земле мы видели пророков, Пытавшихся спасти людей от их пороков, И все они ушли, а наши беды – здесь, И ваш недужный дух не исцелен поднесь, Так предопределил господь во дни творенья Созданьям рук своих, лишенным разуменья.

* * *

Восславим Аллаха, кормильца земли! Отвага и стыд от людей отошли. Для щедрого сердца в смертельной болезни Могильный покой всех бальзамов полезней. Опеку возьму я над опекуном - Душой, обитающей в теле моем. И денно н нощно в толпе правоверных Искал я молящихся нелицемерных. Нашел я, что это бессмысленный скот, Который вслепую по жизни бредет. А кто половчей, тот с повадкой пророка В гордыне великой вознесся высоко. Посмотришь, одни – простецы и глупцы, Другие – обманщики и хитрецы. Безропотность за благочестье сочли вы, Тогда и ослы ваши благочестивы, Чесоточные, под ветрами степей, Они, безглагольные, вас не глупей. Мы нищие души: то рвань, то заплаты… Но всех на поверку беднее богатый. Мы смерть пенавидим и в жизнь влюблены, А радостью любящих обойдены. При жизни мы верных друзей не встречали, По смерти мы внемлем притворной печали. Познало бы солнце, что блещет впотьмах, Жалело бы о расточенных лучах.

* * *

Мне улыбаются мои враги, пока Их стрелы сердце мне язвят исподтишка. Я избегаю их, и нам не будет встречи: Мы – буквы «за» и «заль» в словах арабской речи

* * *

Я горевал, когда под оболочкой дня Все больше голова белела у меня. Но чернота волос… быть может, это грязь? И зубы чистые блестят, как день, светясь. Мы любим эту жизнь, подобную любви Тем, что сердца у нас и от нее в крови. Стенает человек: «Продлись!» А жизнь – в ответ: «Ни часа лишнего! Теперь на мне запрет». Когда же кончится безвременье разлук И встретит жизнь свою ее влюбленный друг? Не раз твой верный щит спасал тебя от стрел. Смирись и брось его, когда твой час приспел. Я не похож на тех, кто, чуя смерти сеть, Твердит, что все равно – жить или умереть. Молитву совершать приходится, когда Для омовения принесена вода. Решимости былой тебя лишает ночь. Друзья-созвездия спешат тебе помочь. О верные друзья моих незрячих глаз, Ведите и меня встречать последний час! Нет горше ничего, чем жизни маета. А горек твой глоток, так выплюнь изо рта.

* * *

Что со мною стряслось? Я сношу терпеливо беду, Бейтам Рубы под стать, перемены судьбы я не жду. Стал я точным подобием слабого звука в глаголе. Над врачами смеются мои застарелые боли. Жизнь моя затянулась, пора мне домой из гостей, Мать-пустыня взыскует моих долгожданных костей. Разве я из-за пьянства дойти не могу до постели? От ночных переходов колени мои ослабели. Надоела мне жизнь, истомил мою душу народ, Чей правитель нещедрый лишил его добрых забот. Говорят, что правитель – народу слуга и защита, А у нас попеченье о благе народа забыто. Убедился я в том, что не вдосталь еды у людей, Что подлейших из подлых писатели наши подлей. То и дело хадисы твердят наизусть грамотеи, А богатство их сделало крыс ненасытных жаднее. Преступи хоть на палец предел установленных прав, Отвернется твой друг, отщепенцем тебя обозвав. Так размеренный стих, измени в нем единое слово, Даже букву одну,- от себя отвращает любого. Спящий сном любовался, а жизнь безвозвратно прошла. Чем же сон одарил его,

кроме убытка и зла? Славь деянья создавшего землю тебе на потребу, Над которой созвездия пламень проносят по небу! Знает зависть и конь, на чужую косится судьбу И завидует тем, что со звездочкой белой во лбу. Жизнь – как женщина в дни очищенья: желанна, Да помочь нам не может. Но жизнь такова постоянно. Не пресытившись ею, от жизни уходит богач; Бедный тоже уснет и не вспомнит своих неудач. Спорят, ссорятся жизнелюбивые законоведы, Ищет мудрость их мнимая славы и легкой победы. Я пристрастие к жизни хотел бы себе запретить, Но лица не могу, не могу от нее отвратить.

* * *

Ученых больше нет, и мрак объемлет нас, А человек простой в невежестве погряз, Приметных некогда, как вороные кони, Наставников лишась в годину беззаконий. И жены и мужи, мы все до одного - Рабы ничтожные для бога своего. Ему подвластно все: и месяц, и Плеяды, И полная луна, и горные громады, Звезда Полярная, созвездье Льва, заря, И солнце, и костер, и суша, и моря. Скажи: «Велик господь, руководитель света!» - Тебя и праведник не упрекнет за это. О брат, недолго мне терпеть земную боль. У неба испросить прощенья мне дозволь! Ты скажешь: праведность. Но это только слово, Есть лица, имена – и ничего пного. Хадисы вымыслил обманщик в старину, Чтоб радн выгоды умы держать в плену. Взгляни на сонмы звезд. По мне, узоры эти - Судьбою над людьми раскинутые сети. Дивлюсь: невыносим судьбы железный гнет, Один ее удар сильнейшим спину гнет, А людям невдомек, что смерть играет ими, Когда горбы могил встают над их родными. Неправда на земле царит с начала дней И в ярости казнит мудрейших пз людей. От смерти, Асами, бежать не стоит в горы: Непререкаемы у смертп приговоры. Четыре составных слились в живую плоть, Одна стремится часть другие побороть; Здорова плоть, когда в ладу они друг с другом, А несогласье их предшествует недугам. Наш век и нем и груб; напрасно хочешь ты Понять невнятные сужденья немоты. Жизнь – полосы ночей, сменяющихся днями: Змея двуцветная, ползущая за нами. Пред смертью мы в долгу; в определенный час Заимодавпца всегда находит нас. Из чистого ключа спешит напиться каждый С тех пор, как в оны дни погиб Кааб от жажды. И лилии садов, и мирные стада, И стаи хищные равно поит вода. Когда бы дел своих последствия мы знали, Как воду, кровь тогда мы лили бы едва ли. Кто сострадателен от первых лет своих, Тот сострадания достойней остальных. Мы правды не хотим и гневно хмурим брови, Когда нам говорят, что грех у нас в основе. Адам, я вижу твой поросший шерстью лоб И Еву из числа пятнистых антилоп. Мы – пища времени. Никто в заботах света Не плачет над конем разбойного поэта. Мир в замешательстве, как зверь в морских волнах, Как птица в грозовых кипящих облаках. Душистый аль-бахар, питомец мирной лени, Шипами защищен от наших покушений. Жизнь – быстролетный миг, и мало пользы в том, Что колют нас копьем и рубят нас мечом. В ком сердце черное, тот черен сам и слуха Лишен, тогда как я – всеслышащее ухо. Ты выпустил стрелу, попала в цель стрела, Зато душа твоя до цели не дошла. Рок благородного ввергает в море бедствий. Амр матери своей лишился в раннем детстве. Главою крепости был Самуил-поэт, Она еще стоит, а Самуила нет. На собеседника Плеяда перст уставит, И смерть ваш разговор прервать его заставит. Персты шести Плеяд, причастных небесам, О силе божией свидетельствуют нам. Разумный человек – безумного подобье, Все беды для него судьба готовит в злобе. В могиле мать и дочь. Коса расплетена, Коса заплетена… Но смерти смерть равна. Видения весны кромешной белизною И дикой чернотой подменит время зноя. Пересекающий безводные края, Ведущий к смерти путь возненавидел я. Окрест ни шороха, ни дружественной речи. Мой путь – двуострый меч, всегда готовый к сече. Зачем же благ земных не делит с бедным тот, Кто вдоволь ест и пьет и в роскоши живет?

* * *

Живу я надеждой на лучшие дни. Надежда советует: «Повремени!» Душа моя тешится горьким вином, Доколе мне смерть не прикажет: «Идем!»

* * *

Добивается благ только тот, кто привык И в горячке держать за зубами язык. Обернется грехом торопливая речь, А молчанью дано от греха уберечь. Если низкий вознесся превыше горы, То высокий – посмешище смутной поры. Ты, что хочешь бежать от невзгод, не спеши! Что ни дом – ни одной беспечальной души, Нет под кровлями необесчещенных жен, Сын Адама багряным вином опьянен. Скоро в нищей одежде правитель страны Снидет в царство, где нет ни дворца, ни казны.

* * *

Дочерей обучайте шитью да тканью, а письму Или чтению внятному их обучать ни к чему. Сила женских молитв – добродетель и память добра, А Коран не для них: что им Юнус и что Бараа? Ты певиц из-за полога слышишь, и видит твой взор, Как бездушную ткань сотрясает и морщит позор.

* * *

Уединись! Одинок твой создатель поистине. В дружбе царей не ищи утешительной пристани! Ищет приятелей бедность, но если их нет, Юноше легче уйти от пороков и бед. Чтоб вам пропасть, дни глухие и ночи кромешные, Род мой ничтожный, мужчины и женщины грешные! О, умереть бы младенцу в пеленках, пока Он из сосцов роженицы не пил молока! Вот он – живет и клянет ее без языка еще: «Много вреда я еще принесу ей, страдающей!»