Арбалетчики в Карфагене
Шрифт:
Да и сам Масинисса едва ли устоит перед мощным обезьяньим искушением похвастаться, его куда менее культурное окружение — тем более, так что товар будет показан лицом и должное впечатление на римлян произведёт. Особенно, если и боевая репутация у нумидийских "легионеров" к тому времени уже будет. А разве трудно её организовать, намеренно проиграв им "по очкам" пару-тройку бестолковых, но внушительных по масштабу сражений? А конница и боевые слоны у Масиниссы и так уже имеются, надо только их численно поднарастить и более внушительный "регулярный" вид им придать.
Труднее обстоит дело с нумидийским флотом. Если предельно точно и предельно честно, то вообще никак оно не обстоит. А какая же из Нумидии в звизду "мировая
А уж когда по караванным тропам Сахары запылят — ага, "день-ночь, день-ночь, всё по той же Африке" — нумидийские легионы, а в Средиземном море начнут распугивать рыбу плеском вёсел — бестолково, но внушительно — эскадры нумидийских трирем, в Риме неизбежно призадумаются и озаботятся. Нахрена им, спрашивается, свежеиспечённая великая держава — мало того, что возникшая под боком, так ещё и путающаяся под ногами со своей великодержавной политикой? На Востоке проблем по горло, в Испании проблем по горло, в Галлии проблем по горло, а тут ещё и эти! Они-то куда лезут?! А на место их поставить пока-что и повода законного нет, да и нечем — не бесконечны силы даже у Рима, и есть пока для них задачи поважнее какой-то Нумидии. А значит, любой местный союзник в противовес ей лишним для Рима не будет. Почему бы и не Карфаген? Окончательно решить карфагенский вопрос можно ведь и позже, а пока — пусть послужит интересам Рима…
— Может, так всё-таки и спасти Карфаген в конце концов удастся? — загорелся Арунтий, оценив потенциальный расклад.
— Вряд ли, досточтимый, — охладил я его, — Богатство Карфагена всегда будет соблазном для Рима, а законный повод найти или организовать нетрудно. Рим уже обзавёлся заморскими провинциями в Испании, так что прецедент создан, и распространить его на все окрестные земли — дело времени. А Африка богата, и от такого куша Рим не откажется.
— Но ты ведь говоришь про новую армию. Она ведь будет лучше старой?
— Лучше той, в которую превратится старая после изгнания Ганнибала. Но против Рима этого недостаточно.
— Даже с вашими военными машинами?
— Рим не боится потерь — ведь италийки ещё нарожают. А римский легионер замуштрован до состояния куклы и собственного центуриона с палкой боится больше, чем противника. В нашей истории лет за триста до нашего времени уже были те военные машины, которые мы пытаемся сделать здесь. И их были не десятки и не сотни, а многие тысячи. Все европейские армии были вооружены ими, но войны не прекратились. Солдат муштровали ещё хлеще, чем римских легионеров — и они шли в атаку под пулями и картечью. По ним стреляют —
— Но какой смысл в таком шаге? — не понял тесть.
— А чтоб красиво выглядело со стороны — главнокомандующий ведь наблюдает, и надо, чтоб ему понравилось.
— А потери? Ведь при таком шаге не прикроешься даже большим щитом!
— А их уже и не было, этих щитов — ни больших, ни маленьких. Даже панцирей со шлемами уже не было. Зачем, когда их всё равно пробивают пули?
— Но ведь это же значит — гнать солдат на убой! Какой смысл?
— Они изображают механизмы. Все одинаково шагают, с одинаковым оружием, в одинаковой одежде. Их даже парики из пакли носить заставляли, чтоб и волосы были у всех одинаковыми. Военная наука считала солдат механизмами и делала из них механизмы. По ним стреляют, половину уже уложили, но уцелевшие продолжают шагать, как ни в чём не бывало. А за ними — всё новые и новые, одинаковые и одинаково шагающие. А разве могут живые люди выиграть войну у таких механизмов?
— Так ведь какие потери!
— А ничего, простолюдинки ещё нарожают. Европа была перенаселена, и нужно было куда-то девать лишних людей. Вот их и укладывали на полях сражений.
— А если солдаты всё-таки кончались?
— Тогда заключали мир и ждали, пока подрастут новые. Дожидались, набирали, муштровали — и начинали новую войну.
— Гм… Ну и стратеги! Уму непостижимо! И чем всё это кончилось?
— Так и воевали почти два столетия, пока не появилось новое скорострельное оружие. Оно уже успевало убить всех, кто шёл в такую атаку, и такие армии перестали побеждать — солдаты кончались раньше.
— Ну и стратеги! — повторил потрясённый Арунтий, — Так погоди! Ты ведь не просто так мне об этом рассказал, верно? К чему ты клонишь?
— Рим воюет примерно так же, досточтимый. Не до такой степени, но в целом — с таким же подходом. Легионеры — расходный материал, который незачем беречь. Кончатся римляне — есть ещё прочие латиняне, кончатся они — есть ещё подвластные италики, а Италия многолюдна.
— Ты упомянул о новом скорострельном оружии.
— Такого нам здесь не сделать. Даже дульнозарядного примитива не сделать в больших количествах, да и незачем это.
— Это почему же?
— Всё, что сможем здесь сделать мы — смогут и римляне, если добудут образец. А чем больше нового оружия мы сделаем, тем легче римлянам будет добыть его образец. Зачем же мы будем способствовать перевооружению Рима, досточтимый?
— Так, значит, силой с Римом не справиться и Карфаген всё равно не спасти? Я правильно понял? Но ты всё-таки предлагаешь сделать Карфаген… как ты сказал? Боевым хомяком? Ха-ха-ха-ха-ха! Но какой тогда в этом смысл?
— До выплаты Карфагеном всей суммы контрибуции Рим не тронет его, если не увидит в нём новой угрозы. Если суметь обезопасить страну от Нумидии, не пугая при этом Рим — жизнь в течение всего этого времени будет спокойнее. Кроме того, повысятся шансы перейти под власть Рима мирно — без войны, разрушений и обращения населения в рабство. С друзьями ведь не обращаются так, как с врагами.
— Понял. А в Испании нельзя сделать так же?
— Боюсь, что уже поздновато — страна уже объявлена римской провинцией и управляется римскими наместниками. Но попробовать что-то вроде этого можно. Например, когда начнётся большая война с кельтиберами — это будет уже после консульства Катона — римлянам придётся тяжело, и они будут рады любой помощи. Вот в этот момент можно будет попробовать предложить им сделать боевого хомяка из турдетан Бетики. Сам претор, конечно, ничего не решит, но он римский сенат запросит, а там могут и согласиться, если решат, что дело стоящее.