Архив Долки
Шрифт:
— Я это совершенно понимаю. Прошу лишь о тихой беседе с отцом-иезуитом — после рекомендации ответственного, почтенного человека вроде вас. Остальное предоставьте ему, мне и Господу.
Судя по тону, он был доволен, и сквозь сумрак даже казалось, что он улыбается.
— Что ж, я рад, если наш небольшой разговор идет как надо, — сказал Мик.
— Да, — отозвался его собеседник. — Я в последние дни думал о своих школьных порах в колледже Клонгоуз-Вуд{131}. Конечно, это все очень нелепо, однако, полагаю, если все же стану иезуитом,
— Конечно, могло б.
Пальцы Джойса держались за его мартини, поигрывали бездумно. Ум же цеплялся за что-то иное.
— Должен быть в этом честен — и осторожен. Разумно было б сказать, что у меня более одной веской причины сделаться отцом-иезуитом. Я желаю преобразовать — сначала само Общество, а затем, его посредством, и Церковь. Вкралась ошибка в… порочные верования… некоторые бесстыжие суеверия… поспешные допущения, коим нет доказательств в слове Писаний.
Мик нахмурился, обдумывая.
— Вопросы учения, в смысле? Они могут быть связанными между собой.
— Прямое внимание к слову Господню, — подхватил Джойс, — искоренит все сатанинские кривотолки. Вы знаете иврит?
— Боюсь, нет.
— Ах, слишком мало кто знает. Слово «руах» — важнейшее. Оно означает «дыханье» или же «дуновенье». «Спиритус» — так мы это именуем на латыни. Греческое наименование — «пневма». Видите, какая выходит цепочка смыслов? Все эти слова означают жизнь. Жизнь, дыхание жизни. Дыханье Божье в человецех.
— Все эти слова означают одно и то же?
— Нет. Ивритское «руах» означало лишь Божественное бытие, кое выше человека. Позднее стало означать воспламенение, так сказать, сотворенного человека дыханием Бога.
— По-моему, это не очень ясно.
— Ну… дабы постичь горние понятия посредством дольних слов, потребен опыт. Это слово — «руах» — буквально означает не внутренне присущую энергию Бога, а его трансцендентную энергию, привносящую божественное содержание в человека.
— Вы хотите сказать, что человек — отчасти Бог?
— Даже древние дохристианские греки обозначали словом «пневма» безграничную и всемогущую персону Бога и телесные чувства человеческие — в силу внутренне присущей им «пневме». Господь желает, чтобы человек наделен был Его «пневмой»{132}.
— Ну… Вряд ли кто-то в этом сомневается. То, что вы именуете «пневмой», и отличает человека от зверя?
— Если угодно, однако неверно говорить, что наделенность человека, божественно, «руахом» или же «пневмой» делает его отчасти Богом. Бог есть две Персоны, Отец и Сын. Они сосуществуют как ипостаси. Это вполне ясно из упоминаний обеих Божественных персон в Новом Завете. Ваше внимание я в особенности обращаю на Дух Божий — или же Святой Дух, как его более привычно именуют.
— И что же о Святом Духе?
— Святой Дух — изобретение бесшабашных ранних Отцов. Тут у нас путаница мысли и языка. Те несчастные невежественные люди связывали «пневму» с тем, что они считали
Мик взялся за свой стакан и уставился в него разочарованно.
— Вы, значит, не верите в Дух Святой, мистер Джойс?
— В Новом Завете нет ни слова о Святом Духе или о Троице.
— Я не очень… поднаторел в изучении Библии. Негромкий хмык Джойса оказался беззлобным.
— Разумеется, нет, поскольку вас вырастили католиком. Не поднаторело и католическое духовенство. Те древние спорщики, риторы, богословы, совместно именуемые Первыми отцами, были мерзавцами, что забили себе головы измышленьями и решили, что это Господь их напрямую вдохновил. Пытаясь пресечь Арианский спор, Александрийский собор в 362-м{133}, утвердив равенство сути Сына и Отца, пошел дальше и объявил третью ипостась — Дух Святой. Без всякого освистания, без всякого даже обсуждения предмета! Батюшки-светы, не кажется ли вам, что рассудка им не достало?
— Я всегда считал, что Господь есть три Божественные персоны.
— Ну, поздненько же вы проснулись, дружок. Святой Дух официально изобрели на Константинопольском соборе в 381 году{134}.
Мик потер скулу.
— Вот те на, — сказал он. — Интересно, что об этом подумали бы Отцы Святого Духа?
Джойс шумно постучал по своему стакану и буркнул слуге, тот явился и унес посуду прочь. Затем собеседник Мика прочувствовано затянулся сигарой.
— Но одно вы все же знаете, — спросил он, — Никейский символ веры?
— Это уж все знают.
— Да. Отец и Сын были подробно определены на Никейском соборе, а Святой Дух едва ли упоминали. Августин для ранней Церкви был тяжкой обузой, и Тертуллиан вскрыл это настежь. Он настаивал, что Дух Святой происходит от Отца и от Сына — quoque{135}, знаете ли. Восточная церковь с подобным искажением учения ничего общего и иметь не желала. Раскол!
Джойс заплатил еще за два напитка, затем вновь уселся. Голос его ожил, словно от удовольствия спора. Миков ум тоже внезапно пробудился от упоминания об Августине, и он пытался облечь в слова довольно смутную мысль, лепившуюся у него в голове. Он пригубил херес.
— Это слово — «пневма» — мистер Джойс…
— Да?
— Ну, вы помните моего друга Де Селби, которого я при вас упоминал?
— Помню, разумеется. Долки.
— Я вам говорил, что он физик… а также богослов.
— Да. Поразительная смесь, хоть и не противоречивая, между прочим.
— Вы, возможно, рассмеетесь мне в лицо, предложи я вам поверить, что встречался с Блаженным Августином — в компании Де Селби.
Сигара Джойса тускло озарилась.
— Ей-ей — смеяться? Разумеется, нет. Есть некоторые условия… опиаты… газы… — множество способов запутать слабый рассудок человеческий.