Архив Долки

О'Брайен Флэнн

— Умозаключительно, — отозвался сержант, налагая могучие длани на добычу.

Медлен и тщателен был их поход до прорехи в ограждении у дороги, ибо судьбоносен был их груз, а укрытие его в поросли — стремительно. Хоть ни в единой малости не пошел их замысел не так, сердце у Мика стучало на протяжении всего пути — и даже после, когда они с сержантом и извлеченным из кустов велосипедом гуляючи спускались по Вико-роуд.

— Вы знаете, — сказал сержант тихим доверительным тоном, — знаете что? Вы знаете, что произойдет завтра в шесть утра?

— Нет — что? — спросил Мик, внезапно слегка испугавшись. Какую совершенно очевидную вещь они упустили?

— В шесть или около того, — продолжил сержант, — западный ветер принесет свирепый вихорь ливней и дерзновенные тучные вспышки, кои перепугают до полоумия несчастных селян и садовников, чьи урожаи все еще на земле, и хляби вод, ужасающие видом своим.

Это пророчество слегка повеселило Мика. Сержант, человек вечно впередсмотрящий, явно считал их ночную службу завершенной и конченой, закрытой книгой, выеденным яйцом, чем-то, что можно далее не упоминать и даже в помыслах не касаться. Миков замкнутый на себе, хитросплетенный, захламленный ум счел подобное упорядоченное, простое положение дел неусвояемым, однако благодарен был, что сержант смотрел на вещи вот так, ибо отношение сержанта оказалось для Миковой странной обеспокоенности бессознательно утешительным.

Он откликнулся на разговор о погоде и был вознагражден кратким докладом о катастрофах далекого прошлого, возникших из непростительных шалостей природы, и о том, что Ирландский картофельный голод черных 1840-х — следствие исключительно недель мрачнейшего в истории человечества мороза! Они добрались до участка, и Мик протянул сержанту руку — в знак признательности и прощания, но тут сержант, взяв Мика за плечо, ввел его в участок.

— Чайничек чаю будет нам обоим на пользу, — сказал он тоном предположительно обольщающим, — и на хлюплые хныки полицейского Хвата по поводу пробоя покрышек не обращайте внимания.

«Хныки» он произнес как «хняки».

Глава 16

Покидая полицейский участок в тот вечер, Мик с удивлением отметил, что времени всего-то чуть за десять. Вопреки здравому рассуждению, он решил навестить гостиницу «Рапс» и лично извиниться перед Де Селби. Готовые небылицы всё лезли и лезли ему в голову. Нынешнюю встречу он назначил, дабы договориться о свиданье Де Селби с прославленным писателем Джеймзом Джойсом. Однако в городе при Мике автомобиль сбил и поранил велосипедиста. Полиция настояла, чтобы Мик отправился в участок и дал письменные показания как свидетель. Полиция явила себя безнадежно медлительной и несведущей. Они сломали ему вечер на основании происшествия, к которому он не имел совершенно никакого отношения, и теперь оставалось лишь извиняться. Он чрезвычайно сожалеет.

Гостиница «Рапс» держала двери открытыми для гостей до одиннадцати вечера, но либо от гибкости совести, либо от ненадежности часов миссис Лаветри время закрытия никогда не было определенным. Сержант Фоттрелл, проклятье многих трактирщиков Долки, не обращал на это заведение никакого внимания — помимо нечастых возлияний в его стенах. Кто бы ни напивался в «Рапсе», сроду никто не добавлял к этому правонарушению другого немыслимого — дебоширства.

Было десять тридцать, когда Мику удалось отыскать Хэкетта, слегка мутноглазого, в баре, с миссис Л., вязавшей за стойкой. Мик почуял, что вечер сложился довольно тихим. Он пожелал всем доброго вечера и подсел к стойке. Миссис Лаветри отправилась по неожиданному заданию — за бутылкой воды «Виши».

— Ну, у тебя великий дар приходить почти вовремя, — несколько шатко произнес Хэкетт. — Напоминает мне, как твоя мать поведала однажды, что ты родился восьмимесячным. Приятель твой отбыл всего пятнадцать минут назад.

Мик, похоже, почувствовал облегчение, хоть и не был в том уверен.

— Спасибо, Хэкетт, — отозвался он. — Я тебе признателен за содействие. Вообще-то вовсе никакого значения не имело бы, встретимся мы или нет.

— Твой-то замысел сработал как надо?

— Кажется, да.

— И где ты разместил собственность первой стороны всего этого дела?

— Ой, да выбрось из головы. Неважно. В очень безопасном месте. Больше можно об этом не тревожиться.

Хэкетт продолжил льнуть к своей выпивке, слегка хмурясь. Был он угрюм, настроение его невнятно. Он позвал Мика присесть с ним на задах Гадюшника, и Мик подчинился.

— Жалко, что ты не застал Де Селби, — сказал Хэкетт, — поскольку он желал с тобой повидаться по своим нуждам. Он мне лишь намекнул, о чем речь. Сказал, что у тебя есть определенные подозрения относительно его намерений, касательно вещества, которое он применял в истории с Блаженным Августином. Он тебя не винит, но хотел бы донести до тебя, что он совершенно передумал. Он признает, что подпал под дурное влияние, будь здоров как поддался на внешнюю силу. Но чудом или же чередой их — ум его прояснился. Он хотел, чтобы ты знал об этом и перестал беспокоиться. «Через несколько дней, — сказал он, — я произведу совершенно недвусмысленное исправление своей ошибки. Я положу конец всем своим экспериментам и вернусь мирным гражданином в Буэнос-Айрес, где ждет меня моя славная терпеливая жена. У меня обильно денег, честно заработанных…»

Мик вытаращился на него.

— Это ошеломительный разговор, — сказал он, — и скорее загадочный, нежели проясняющий. Может ли вообще кто-то верить хоть слову, которое произносит Де Селби, — или хотя бы понимать его?

Хэкетт жестом попросил миссис Лаветри повторить дозу снадобья.

— Впрямую во всей этой истории я касался этого дела, когда был с тобой и Де Селби на встрече с Блаженным Августином. Но в том, что это не галлюцинация, я не был уверен вовсе, как уже тебе говорил. Де Селби последним стал бы отрицать, что он — маститый знахарь. Скорее всего, нас накачали дурманом. У веществ, способных наводить морок, нет пределов возможностей.

— Хэкетт, мы это уже обсуждали. Никакое вещество не могло навести на двух отдельных индивидов одинаковый морок. Все ветви науки — химическая, медицинская, психологическая, невропатическая — в этом сходятся.

Хэкетт насуплено заплатил за бокал, принесенный миссис Лаветри.

— Короче, слушай-ка, — сказал он, — я, ей-богу, желал бы вообще не знать этого паяца Де Селби, что я ему и сказал. Дал ему понять совершенно ясно, что он мне не нравится и рождественский пудинг с ним я жрать не желаю. Но это лишь после того, как он мне рассказал, что у него в доме есть каморка, запечатанная так же, как море изолирует подводный грот в плавательном клубе «Вико». Судя по всему, он практически каждый день в дыхательной маске шастает в эту свою домашнюю вечность и общается с покойниками. Похоже, пока все еще исключительно с небесными покойниками, что странно, если учесть его заявления, будто силы свои он черпает у Дьявола. Что скажешь?

— Не знаю, что и сказать. Я его совсем недавних рассуждений пока не слышал.

Хэкетт кивнул.

— Могу только обобщить, что он сказал. Одно забыл тебе доложить. Он, когда сюда явился, был нализавшись будь здоров, а ты сказал, что мне полагается ублажать его выпивкой. На самом-то деле мне полагалось не дать ему назюзюкаться до беспамятства. Миссис Л. очень расстроилась, а когда он четверть часа назад удалился, то уж была забота Тейга Макгеттигэна. Пришлось вызвать извозчика. Упился человек.