Архив Долки

О'Брайен Флэнн

И они отправились — однако через черный ход, без ведома полицейского Хвата.

Сумерки давно уж сгустились, и Мик с сержантом не явили почти никакого зрелища на узких улочках Долки, скверно освещенных неравномерно расположенными газовыми фонарями и почти безлюдных, если не считать приглушенных голосов и потоков света из пабов там и сям, кои сообщали, что жизнь по-прежнему цела. Вскоре они оказались в начале пологого подъема Вико-роуд. Давно уж миновали они гостиницу «Рапс», не упоминая ее и никак не обозначая, что кто-либо из них там бывал. Повадка сержанта Фоттрелла была непринужденна, скрытна, безмолвна. Мик был бы рад, если 6 сержант вел себя проще, и принялся разговаривать с ним буднично, приглушенным голосом.

— Мы с вами, сержант, сказал он, — свершаем нечто полезное и, полагаю, нравственно достойное, лишая этого человека, Де Селби, его резервуара смертоносных микробов, кои он хранит.

— Сами себя мы чтим нашим патрицианским попечительством, — отозвался сержант, и Мик расценил это как согласие. Хмыкнул дружественно.

— Хотел бы поведать вам о моем особом личном жертвовании. Как вам известно, я госслужащий.

— Величье и властная длань, сосуд Государства, — проговорил сержант.

— Что уж тут, стараемся как можем. У госслужащего конечное количество дней отпуска в году. У меня всего три недели. Госслужащий может просить весь отпуск одним куском, а может отщипывать по чуточке, по капельке.

— Или же, кратче говоря, по капельке и по чуточке, — подсказал сержант. Тихий щелкающий шепоток его велосипеда тенью накрывал его слова.

— Но помните, — продолжил Мик, — день есть день, а день отпуска есть день отпуска. В субботу работа завершается в час дня, и большинство из нас считает это полуднём. Так оно и есть, видимо. Но нет такого — «полудень отпуска». Понимаете?

— Неукоснительно следую за вами.

— Вот изымем мы этот предмет у Де Селби и спрячем его у дороги, забрать его нужно будет наутро, пораньше. Оставлять его там на все выходные — риск слишком ужасный, чтобы и полминуты о нем помыслить.

Сержант исторг своего рода согласный стон.

— Даже и десятую долю. Если грузовой вес этого дьявольского чуда науки окажется предположительно разумным, вероятно, мы могли бы увезти его на раме моего велосипеда и спрятать в участке под кроватью.

Это предложение — верх безответственности — ужаснуло Мика.

— Ради всего святого, сержант, ни в коем разе. Это оставит человечество по-прежнему уязвимым для опасностей, выпестованных Де Селби. В выходные полицейский Хват может обнаружить контейнер, пока вас не будет на месте, и попытаться его вскрыть, думая, что это бочонок сидра.

Сержант сардонически хихикнул.

— Отец Камминз, младший священник, отбыл в графство Типперэри, навестить хворую матушку. Мы могли бы оставить сей предмет ничтожно втихаря внутри исповедальной будки в церкви. Ни единый человек, приверженный здравомыслию, не сунется туда ни за что.

Они приближались по Вико-роуд к крошечной бреши в изгороди, коя открывала проход к жилищу Де Селби. Мик причинил им обоим заминку, придержав велосипед сержанта. Сие — дабы подчеркнуть.

— Сержант Фоттрелл, — сказал он потаенным пылким голосом, — я продумал эту операцию до мельчайших подробностей. Мы не смеем отступать от плана. Мы доставим предмет Де Селби вплоть до этого заграждения, если потребуется — будем катить его, и спрячем здесь на ночь. Рано утром близ моего дома остановится такси, шофер подождет. Когда я воссоединюсь с ним, мы отправимся сюда, заберем предмет и привезем его туда, где он навеки окажется в безопасности. Ну не просто ли сие?

Они двинулись дальше, ибо сержант оказался не склонен к спору. Он считал себя — вполне уместно — профессиональным советчиком в том, как вламываться в дома в общественных интересах. И когда они добрались до бреши в ограде, явил чудесное проворство и скорость, скрыв велосипед в кустах и листве.

В бесшумном восхожденье средь деревьев Мик заботливо вел сержанта за рукав. Дом был полностью погружен во тьму, из него — ни шепотка жизни. Очертанья его, в некоторых подробностях, вполне виднелись на диковинной его прогалине. Входную дверь было видно, однако она никак сержанта к себе не повлекла: теперь он, потянув Мика за рукав, объялся тенью дерев и хитроумно повел их в обход дома.

Их поманили к себе два небольших окна, каждое с двумя фрамугами равного размера. Обход дома по-казал, что дом на удивленье мал и сплющен — по сравненью с фасадом.

Сержант выбрал окно и извлек тонкий карманный ножик. Подлез в область защелки, повозился с торцами фрамуг и, к оторопи Мика, внезапно отодвинул нижнюю, без всякого ножа, отчего возникло отверстие примерно два фута на полтора. В оное сунул он крупную голову и тихонько позвал:

— Есть тут кто? Есть тут кто?

Никакого ответа из мрака не долетело. Он вынул голову и применил ее, дабы могуче кивнуть Мику. Затем поместил в щель исполинскую правую ногу, после чего стремительным, крайне сложным изгибом протиснул туда всего себя. Мик с трудом последовал за ним, попутно подумав, что их безрассудное вторженье ни в коей мере ни чертами своими, ни прытью не походило на то, как случается это в преступном мире, описанном в книгах. Разумеется, насколько ему было известно, ни он, ни сержант не вооружены (если договориться не брать в расчет ножик в сержантовом кармане). Сержант осторожно и тихо закрыл окно.

Мик извлек маленький фонарик с ярким, но очень узким лучом, и оглядел помещенье. Они, судя по всему, оказались в опрятной кухне. Имелся здесь грубоватый скобленый стол, буфеты, полки с пакетами и жестянками, холодильник, маленькая электрическая плита и несколько стульев. Жилище человека аккуратного.

Закрытая дверь под рукою Мика легко открылась внутрь, и он тихонько повторил воззванье сержанта, без ответа: «Есть тут кто?» Пройти вперед, к передней части дома, преодолеть краткий коридор и войти в переднюю оказалось легко. Он провел сержанта в гостиную, кою фонарик вскоре явил пустой. На полу валялись газеты, с кресла свисал коврик. На камине размещался горшок и небольшая чашка с признаками потеков. Мик впрямую направился к поставцу с ключом наготове меж пальцев. Тусклая металлическая емкость оказалась на своем месте, в точности как он видел ее прежде. Он поманил сержанта и беззвучно передал ему фонарик. Бочонок легко перекатывался с боку на бок, но Мик обнаружил, что поднять его стоя на коленях не удается. Он потянул на себя, скользом. Ящик поставца возвышался над полом примерно на дюйм, и емкость выпала навстречу ему, боком, на прикрытый тонким ковром пол. Устройство бочонка, великолепно точное, было таково, что он упокоился на своем экваторе, а полюса в равной мере далеко от пола. Мик на сколько-то откатил емкость от поставца, который после чего запер. Встал, взял у сержанта фонарик и жестом предложил ему поднять бочонок и положить его на стол. Что сержант быстро и легко проделал.

Очевидно, что теперь допустимо некоторое послабление осторожности.

— Тяжелая? — прошептал Мик.

— Нисколько, — прилетел пронзительный ответный шепот, кой слышно было из Долки, — примерно вес месячной овцы, ей-ей.

Чего он не сказал «месячного ягненка»? Мяк попробовал поднять бочонок самостоятельно. Удивился, ибо массивный вид оказался обманчивым. Подумал, что тут весу как у средних размеров пишущей машинки.

— Понесем по очереди, — прошептал он, — я буду всегда впереди — путь меж деревьев непрост. Выйдем через переднюю дверь. Идти нужно осторожно и медленно. Несите первым. Я открою и закрою дверь.