Архивное дело
Шрифт:
– У вас дедушка Георгиевский кавалер?
– Да.
– А мой дедуля – Почетный чекист.
– Значит, мы потомки заслуженных дедов, – весело сказал Антон. – Запишите для памяти мою просьбу.
– Одну минуту… – Телефонную трубку вроде бы положили на стол. Что-то зашуршало, и через несколько секунд вновь послышался голос Насти: – Диктуйте номер своего телефона и все остальное…
Бирюков продиктовал. Настя пообещала при первой же поездке на дачу передать записанное «дедуле» и сразу спросила:
– У вас что-то срочное к нему?
– Не особо. Хотелось бы навести
– Вы, наверное, научный работник?
– Нет, полувоенный майор, – шутливо сказал Антон, чтобы не афишировать свою причастность к уголовному розыску.
– Почему «полувоенный»?
– Служба не совсем гладко идет, – опять увильнул от ответа Бирюков и хотел было попрощаться, но Настя опередила его:
– Если рассчитываете на какую-либо протекцию, сразу предупреждаю: пустые хлопоты. Даже самым близким родственникам дедуля не помогает устраиваться в жизни.
– Честное слово, мне позарез надо уточнить у Николая Дмитриевича очень серьезную историческую справку. Пожалуйста, передайте ему, что с нетерпением буду ждать его звонка, – сказал Антон.
– На это рассчитывать можете. При первом случае дедуля вам позвонит. Он страшно исполнительный и отзывчивый. Человек слова, не то, что нынешнее племя, – быстро проговорила Настя и с гордостью добавила: – Старая чекистская гвардия!..
Положив телефонную трубку, Бирюков задумался. Разговор получился неожиданным. Если бывший сотрудник ОГПУ, а затем – начальник РО НКВД Николай Тропынин дослужился до полковника и награжден знаком Почетного чекиста, сомневаться в его безупречности было крайней глупостью. Но почему Настя считает «дедулю» коренным москвичом? Что это: стремление современной молодежи укрепить генетические корни в столице или безразличие к прошлому своих предков? А, может, ушедший в отставку полковник Тропынин совершенно иное лицо? Мало ли бывает совпадений…
«Если через неделю звонка из Москвы не будет, позвоню еще раз», – твердо решил Антон.
И опять для Бирюкова замелькали дни, похожие в служебной круговерти один на другой. Прошла неделя – звонка не было. Антон начал звонить сам. Учитывая четырехчасовую разницу во времени с Москвой, он каждый день перед уходом с работы брался за телефон и упорно накручивал по коду запомнившийся квартирный номер Тропынина. Несмотря на настойчивые продолжительные звонки, в Москве к телефону никто не подходил.
Глава 11
Кончился сентябрь, однако на редкость теплое бабье лето затянулось. В первых числах октября из Томска пришел ответ на запрос прокурора и еще больше озадачил своим содержанием, смысл которого сводился к тому, что архивное дело по факту исчезновения председателя колхоза Жаркова – более чем пятидесятилетней давности – в марте нынешнего года затребовано из архива областного суда Московским управлением КГБ и отправлено, естественно, в столицу.
– Я человек не суеверный, но начинаю верить в магическое действие какой-то таинственной силы, – глядя на Бирюкова, сказал прокурор. – Или это исключительно редкое совпадение, или напали мы на след очень серьезного преступления. Не случайно же – столько
– Нет, – отрицательно повел головой Антон. – И сам не звонит. Видно, не вспомнил моего приметного деда Матвея и продолжает спокойненько поживать на даче.
– А если после твоего звонка у него неспокойно стало на душе? Допустим, Тропынин вовсе не Почетный чекист и даже не полковник в отставке…
– Все может быть. Только думается мне, что внучка Тропынина, если она действительно студентка последнего курса МГУ, не могла так легкомысленно насочинять о своем «дедуле». Вероятнее, это не тот Тропынин, который нам нужен… – Бирюков помолчал. – Не обратиться ли, Семен Трофимович, в республиканскую прокуратуру с просьбой, чтобы помогли разыскать неуловимое дело Жаркова?..
Прокурор достал из пачки «Беломора» папиросу и задумчиво стал разминать ее в пальцах:
– Придется написать туда…
На следующий день Бирюков стал набирать номер Тропынина, когда в Москве едва забрезжил рассвет. После нескольких продолжительных зуммеров в трубке послышался щелчок соединения, и заспанным голосом ответила опять Настя. Узнав, что снова звонят из Сибири, она смутилась:
– Простите… Я только вчера вечером передала дедуле вашу просьбу.
– Что ж это вы, «нынешнее племя», так затянули? – вспомнив Настины слова при первом разговоре, шутливо упрекнул Антон.
– Ох-хо-хо… – тяжело вздохнула Настя. – Над дипломной задыхаюсь. С утра до поздней ночи сижу в читальном зале университетской «научки». – И заторопилась: – Вы, пожалуйста, не беспокойтесь. Дедуля прекрасно помнит вашего деда. Когда я упомянула о сибирском Георгиевском кавалере, он обрадовался, не знаю как! Даже сердито отчитал меня за то, что не выяснила у вас, по какому делу хотите к нему обратиться. Короче, честное комсомольское, сегодня после десяти утра дедуля будет в Москве и непременно позвонит вам.
– Это правда?
– Чистейшая!
– Спасибо, Настя, – поблагодарил Антон и попрощался.
Ждать у моря погоды Бирюков, разумеется, не стал. Едва стрелки часов показали по московскому времени десять, он засел за телефон. После третьей попытки автоматика пропикала соединение абонентов. Вскоре уверенный и, как показалось Антону, совсем не старый мужской голос несколько старомодно ответил:
– Тропынин у аппарата.
– Николай Дмитриевич? – уточнил Бирюков.
– Да.
– С вами говорит внук Матвея Васильевича Бирюкова из сибирского села Березовки… – начал было Антон, но Тропинин не дал ему договорить:
– Неужели ты, Игнашка?!
– Извините, меня зовут Антоном Игнатьевичем, – сказал Бирюков.
После незначительной паузы Тропынин вроде бы сам над собою усмехнулся:
– Вот склероз… Спутал сына Матвея Васильевича со внуком. Сколько вам лет, Антон Игнатьевич?
– Уже за тридцать.
– Уже за тридцать! – весело удивился Тропынин. – А мне еще и восьмидесяти нет. Рассказывайте, земляк, о своих заботах. Почему у вас служба не совсем гладко идет?
– Я работаю в районе начальником отделения уголовного розыска…