Атомный век
Шрифт:
– Понятно? – спросил он бодро, не подавая вида, что, как и все, пребывает в страшных сомнениях.
– Понятно… – тяжко вздохнули все, даже Архипов, хотя ему-то по уставу и не положено было вздыхать по любому поводу.
Однако они ничего не успели предпринять. СУО вдруг отразила на экране синюю «галку» под номером один, и Берзалов к своему облегчению услышал взволнованный голос Гаврилова:
– Остриё семь, остриё семь! Роман Георгиевич, это мы!
– Ну слава богу! – воскликнул Берзалов, и с души у него словно камень упал. – А то я уже волноваться начал. Это у вас рвануло?.. –
– У нас, – тоже с радостью в голосе признался Гаврилов. – А где вы?..
– Мы на окраине справа. Видите холмы с белыми вершинами?
– А, вижу, вижу…
– Мы как раз на ракурсе между ними.
– Понял. Какие наши действия?
– В пяти километрах две цели. Следует разведать. Но сдается мне, что они давно мертвы.
Он в двух словах рассказал Гаврилову о том, что здесь произошло.
– А?.. – задал было вполне естественный вопрос Гаврилов.
Но Берзалов его перебил:
– А у вас что?..
Боялся он преждевременно открывать тайны к тому же ещё и в эфире. Мало ли кто слушает.
– Да Форец отличился, бронепоезд взорвал…
– Бронепоезд! – воскликнул Берзалов и ощутил, как в экипаже наступила тишина и как пять пар глаз впились в него и даже, казалось, Клим Филатов, которому не пристало отвлекаться от дороги, и тот обернулся. – Всё-таки вы были правы.
– Да это не важно, – скромно отозвался Гаврилов. – Форец молодец!
– Форец молодец! – подтвердил Берзалов. – Представим к награде!
***
Разбитая дорога вывела их из посёлка, справа и слева легли поля, заросшие сурепкой, а впереди маячили два холма с белыми, как снег, вершинами. Всё это страшно что-то Берзалову напоминало, только он никак не мог вспомнить, что именно. Вроде бы он уже видел эту картинку, но когда и где, хоть убей, вспомнить не мог. Или мне приснилось? – гадал он. Настоящее дежавю.
Танк М1, «Абрамc» и ещё один «бредли» были обнаружены там, где и положено им быть – как раз во впадине между лысыми холмами. По ним тоже дважды стреляли из автоматической пушки, а уничтожены они были всё тем же неведомым ударом направленной силой – в аккурат по одному разу, точно и в цель, то есть – в башни. «Абрамс» не то что сильно ударили, а дифференцированно применили большую дозу энергии, потому что и он был покрепче. Но башня всё равно не выдержала и была деформирована так, что треснула наискосок – от люка к основанию, и поэтому её первоначальную форму можно было только угадать – блин, он и есть блин. К тому же в танке сдетонировал боезапас и крышка заднего люка была вывернута страшной силой. Всё было в давней копоти, которая почти уже и не пахла, только слабый запах тлена исходил изнутри. У Гаврилова, должно быть, на языке так и крутился вопрос, но он тактично помалкивал, а всё больше многозначительно кряхтел в микрофон и только один раз задал риторический вопрос:
– Как они здесь очутились?..
Ведь получалось, что война протекала не так, как мы привыкли думать, решил каждый из них. А это значит, что есть что-то такое, чего мы не знаем. Было отчего удивиться и призадуматься.
Берзалов приказал загнать оба бронетранспортёра в ближайший лесок, объявил двухчасовой перекур и как бы между делом вышел размяться. Гаврилов с вопросительным лицом оказался тут как тут. Пришлось отключиться от связи и разоткровенничаться по сути вещей:
– Я вам не всё сказал, Федор Дмитриевич… – признался Берзалов, невольно пряча глаза.
Не любил он обманывать людей, не в его это было характере, иначе бы он в своё время не стал бы чемпионом WBA. Бокс не любит ловкачей, он отбирает не только талантливых и ловких, но и сильных духом. Правда, твой дух могут использовать более умные люди, но это не тот случай, думал Берзалов. Нет, Гаврилов меня не использует. Он такой же, как я, но умнее, это надо признать. Вон как хитро глядит с прищуром.
– Я уже понял, Роман Георгиевич… – тактично отозвался Гаврилов, предоставляя начальству самостоятельно выпутываться из щекотливой ситуации.
– То, что я вам сейчас скажу, я не должен был говорить, – предупредил его Берзалов, – но обстоятельства…
– Да я понимаю… – избавил его от объяснений Гаврилов.
– В общем, мы вышли на американский десант. А это сила, понимаете?
– Понимаю, – отозвался Гаврилов. – Болтали об этом в бригаде, что могли десант здесь выбросить.
– Не здесь, – уточнил Берзалов, – под Харьковом.
– Ну да, – согласился Гаврилов.
– Кто первый её заполучит, тот и будет править Россией в ближайшие сто лет. Нельзя допустить, чтобы, например, новгородцы нашли их первыми, тогда мы проиграем, и это конец.
– Понял… – Гаврилов снял шлем и задумчиво почесал лысую, морщинистую голову. – Это не конец России, – согласился он, – но это конец нам. – Что мы выберем?
– Долг, – не задумываясь, сказал Берзалов
– Значит, мы имеем цель?.. – осознал Гаврилов всю масштабность глубокой разведки.
– Да, нам нужно, как минимум, обратить застрявших здесь американцев в своих союзников или, по крайней мере, получить представление, на чьей они стороне, или не допустить, чтобы они стали нашими врагами.
– А-а-а?.. – и Гаврилов, сделав странные глаза, показал себе за спину, где меж лысых холмов, с белыми вершинами, застыли две коробки американской техники и, видно, хотел задать вопрос о «втором ударе», но, естественно, не задал. Зачем сотрясать воздух?
– А максимум – уничтожить. Вот я и хотел с вами посоветоваться, – сказал Берзалов. – Что вы думаете по этому поводу?
– Думаю, что нас кто-то опередил.
– Свои опередили, – уверенно ответил Берзалов. – Свои. Самое непонятное, что они где-то впереди, – он посмотрел вглубь леса, словно желая что-то в нём разглядеть. – Но, я думаю, что погибли.
– Значит ли это, что американцы всё-таки враги?
– Не знаю… – тяжело вздохнув, признался Берзалов. – Кто-то же их всех приголубил.
В этот момент он совершенно забыл, что одна из групп дралась с таинственными механизмами. Вылетел у него, как назло, из головы этот факт, а точнее, не вписывался он в картину, которую Берзалов себе нарисовал, поэтому он и не вспомнил о нём.
– А может, их зацепили во время войны?.. – предположил Гаврилов и настороженно посмотрел в ту сторону неба, которое было зеленоватым, как лягушка.