Авиатор: назад в СССР 12
Шрифт:
Палуба начала быстро пустеть. Белкин приветливо махнул нам и ушёл вместе с Самсоновым внутрь корабля.
— Саламандра, 017й, запуск прошу.
— 017й, запускайтесь, — ответил руководитель полётами.
Сагит не стал ждать и тоже запросил запуск. Пока мы проводили проверку систем, Вигучев уже порулил на стартовую позицию. Остановившись, он разложил консоли крыла и стал ждать команды на взлёт.
Позади него поднялся большой щит газоотбойника. Тут же ему разрешили выводить обороты на максимум.
Двигатели взревели. Несколько
— Форсажи норма! — доложил Вигучев.
— Взлёт разрешил, — дал команду руководитель полётами.
Из-за надстройки, закрывающей обзор, наблюдать за взлётом возможности не было. Всё только по докладам в эфир. Су-27К резко сорвался с места и исчез из поля зрения. Потянулись секунды в ожидании доклада. А его всё нет.
Волновался я за коллегу, почти как за себя.
— 017й, взлёт произвёл. Отход на Лесную. Связь по направлению доложу.
Теперь пора и нам взлетать.
— 086й, выруливаю, — запросил Сагит и получил соответствующее разрешение.
Миг-29 газоотбойник не нужен, однако для устойчивости на палубе при удержании самолёта, необходимы специальные устройства. Чтобы не использовать тормозную систему самолёта.
Подрулили к стартовой позиции. Перед основными стойками из палубы вышли два задерживающих «лопуха». Так сказать, встроенные в палубу тормозные колодки.
Мы остановились, и Сагит начал прогрев двигателей. Обороты растут. Самолёт слегка вибрирует. Перед нами изгиб трамплина, поражающий кривизной своей траектории. Ощущение не такое, как на НИТКе. На тренажёре казалось, что взлететь не так уж и сложно. А тут при падении в море по тебе просто пройдёт корабль и даже не заметит.
— Форсажи… включились, — доложил Сагит.
Странное ощущение, когда не ты управляешь машиной в столь сложный момент. Руки наготове подхватить органы управления, но ты доверяешь напарнику. Тем более, в опыте Сагита сомневаться не приходится.
Лампы включения форсированных режимов загорелись на панели. МиГ-29 присел на переднюю стойку, словно в положение низкого старта. Справа стоящий техник показывает, что форсажи включились.
— Взлёт разрешил.
Удерживающие устройства отбрасываются, и самолёт трогается с места. Начинается восхождение вперёд и вверх. Скорость слегка падает, когда мы взбираемся на самый «кончик носа» корабля.
Появилась вертикальная перегрузка. Чувствую, как слегка провалились и тут же обрели опору. Самолёт зависает в воздухе, задрав нос. Напряжение, когда ты лишь наблюдатель на взлёте с палубы, не меньше, чем когда ты находишься в самолёте.
Выдохнул. Можно теперь и отметить первый взлёт с корабля. Думаю, что смотрелось это не менее эпично, чем посадка.
Сагит отворачивает самолёт в сторону аэродрома, и мы занимаем курс на Фёдоровку. Давно у меня не было такого сильного чувства выполненного долга.
— Серый, ты как? — спросил Сагит, когда мы вышли из зоны ответственности корабля.
— Лечу.
— И что там?
— Облака.
Как раз в этот момент мы вышли из плотной облачности. Солнце начало слепить, но светофильтр я опускать не торопился. Наслаждался этим теплом.
— Что дальше? — спросил я.
— Отметить нужно. Посидим немного, — ответил Сагит.
— Само собой, но я не про это. Ты же понимаешь, что всё только начинается.
Сагит ответил не сразу. Наверняка, он знает чуть больше меня.
— Пока мы продолжаем испытания. Всё будет известно после 22 апреля, когда состоится показ для руководства страны. Сам Русов собирается посмотреть, — ответил Байрамов.
Что ж, познакомимся с этим государственным деятелем поближе.
На аэродроме нас встречали не хуже, чем на корабле. Очередные подбрасывания вверх и поздравления с успешной посадкой на палубу. Долго делились впечатлениями с инженерами и техниками. Тем не менее, не покидало меня ощущение, что впереди у нас большие сложности.
Подъехав к гостинице, я поспешил к себе в комнату, но Вера уже бежала со всех ног. Она крепко обняла меня и не отпускала очень долго.
— Собиралась на аэродром звонить, а потом решила, что не стоит. Чего людей отвлекать.
— У нас получилось, — прошептал я.
— Значит, всё было не зря?
— Надеюсь. Кажется, предстоит ещё больше работы.
Тем вечером мы собрались на заднем дворе гостиницы вместе с инженерами и техниками, чтобы отметить это важное событие. Не отказались к нам присоединиться и «суховцы». Вигучев произнёс несколько слов о совместной работе наших фирм.
Чуть позже мы отошли с ним в сторону, чтобы пообщаться с глазу на глаз.
— Ваня мне говорит: ' — Ты, Георгий Викторович, летать не умеешь. Смотри как надо', — рассказывал Вигучев мне о его беседе со Швабриным.
— И пролетел? — посмеялся я.
— Так пролетел, что у старшего из комиссии фуражку сорвало.
— Мда, способный был Иван.
— Это точно. Жаль, не увидел он нас сегодня. Сергей, ну ты спрашивай. Не просто ж так отошли в сторонку, — улыбнулся Вигучев.
Я наблюдал, как весело общаются представители наших фирм. Никакой конкуренцией за приготовлением шашлыка не наблюдалось. Ощущение, что посадка на палубу — общая победа научной мысли самолётостроения страны.
— Почему пропустил меня? Ведь ты мог сесть первым.
— Мог. А чтобы это изменило? — спросил Георгий Вигучев.
— Первая посадка. Вошёл бы в историю. Престиж фирмы, на худой конец.
— Ты и без меня понимаешь, что это бы ничего не изменило. Все решения будут приниматься в больших кабинетах. А там неважно, кто первым сел.
— И всё же, на вопрос можешь ответить? — настоял я.
Вигучев улыбнулся и отпил вина из бокала.
— Не знаю. Посчитал, что так будет правильно. Всё, что я могу сделать в память об Иване. Ну и ты его не подвёл.