Аз буки ведал
Шрифт:
Дождь насквозь пробил его сразу всего с головы до ног. Он был скор и жесток. Но с ним пришли и силы.
Глава восемнадцатая
Ливень прекратился так же резко, как и начался. Туча отошла не полностью, она держалась за вершину, и через полчаса вскарабкивания он вновь вошел в ее недра. Внутри представлялось все немного иначе: тут было просто смутно и холодно. И все под руками и ногами было мокрым и скользким, так что иногда приходилось ползти на четвереньках. Одежда промокла насквозь, до последней нитки. Но он как-то шел, полз в темном тумане, взбирался выше и выше. Как-то даже находил в этой запутанной мгле возможно правильные решения, обходя встречающиеся оголенные сыпучие скалы. И еще было подозрительно тихо: ни малейшего ветерка, ни шороха. Тишина и напряжение во всем. Он случайно смахнул с головы прилипшую паутину: его волосы стояли дыбом! Значит, туча была насыщена именно электрическим напряжением. А вдруг сейчас бабахнет? При всем своем "натурально-прикладном" складе ума и соответственном образовании, Глеб всегда боялся молнии. Именно ее фатальности - чем еще, кроме судьбы, объяснить столь
На гребне вдруг навалился ветер и разом сдул мрак и туман за спину. А небо-то было уже совсем зеленовато-вечерним. Еще один день заканчивается. Сколько он уже здесь, на Алтае-то? Неделю? Вон как уже ловко по горам бегает, можно и у Семенова попробовать потренироваться с девушками. Уж теперь-то не много им уступит... А лепота-то какая! Охо-хо! Отсюда, сверху, было хорошо видно, как сзади и спереди по лесистым долинам быстро ползли навстречу друг другу две тучи. Там, где им предстояло сойтись, было пока тихо. И как-то так странно светло. Светло тем самым загадочным, мягко-желтым предгрозовым светом, какой, разливаясь вверх-вниз и по кругу абсолютно ровно, не дает теней, делая мир плоским, как живописная театральная декорация... Ага. Для драмы... Вот туда Глебу и предстояло спускаться...
Прыгая в полумгле от сосны к сосне, чтобы не покатиться по скользкой траве, Глеб, зацепившись за очередной шершаво-липкий, легко отшелушивающийся рыжий стволик, замер на секунду, уточняя дальнейший маршрут своего слалома. И услышал позади чужой бег. Присел. Шуршание нагло приближалось: кто-то очень боялся отстать в этом мутно-сизом электрическом тумане. Ну! Кто там? Метрах в двадцати слева вниз пролетела смутная фигура. Юрка или Филин?.. Или те четверо из "уазиков"?.. Глеб подождал. Никого больше вроде как не было. Рискнуть? И он опять стал спускаться, немного теперь уклоняясь вправо. Тихо-тихо, совсем мелкими перебежечками, достиг дна долины. Прислушался: здесь было совсем темно. И почти безветренно. Нужно бы было пройти по этому дну до той У-образной развилки со скалой и осинкой. Но... там где-то его или искал, или поджидал некто в тумане... Поэтому Глеб не поленился вновь немного подняться на противоположный склон... Так-то будет надежнее... Интересно бы выяснить: его просто тупо преследовали или знали, куда он направляется? А скоро все и выяснится - в ущелье с теплым ручейком. Оно такое узенькое. Тропку никак не миновать. Там-то уж точно - либо он, либо его... "Светлана, Светлана... Задала загадку. Подскажи разгадку... А вдруг это Анюшкин? Догонял вот, да и пролетел?" А теперь Глеб его при случае еще и камнем стукнет? Вот смеху будет... Сквозь слезы... "Тогда все свалим на черную кошку".
Ветер неожиданно толкнул в спину, сменив свое направление на сто восемьдесят градусов. В соснах аж загудело. Длинные, узластые, полуголые ветви с пучками мокрых туманом, темных до синевы игл заметались вокруг, словно слепцы заловили кого-то наугад. Ну, сейчас даст!.. Но дождя не последовало. Порыв стих так же неожиданно, как и начался, слегка развеяв темноту... И мимо Глеба, чуть выше по склону, между редких стволов, аккуратно уворачиваясь от встречных препятствий, проплыли два огненных шара. Величиной с крупный апельсин. Сначала первый - очень неспешно, испуская легкое шипение и запах озона, он, кажется, принюхивался к невидимому следу, извилисто тычась во все развилки и проходы между деревьями. За ним, через несколько секунд, второй, более спешно, явно вдогонку... Их ярый, золото-оранжевый свет жидко переливался, испуская лучистое сияние... Они прошли над Глебом по склону метрах в пяти выше, никак не среагировав на застывшего с раскрытым ртом и торчащими волосами человека. Зато он среагировал. Откашлялся и пошел за ними, уже не прячась. А-а, будь что будет! Али он не фаталист?.. Что там - люди! Подумаешь, охотники до букв. Тут вон шаровой молнией пришибет - и все. И никаких тебе книг или любовных интрижек. Слепая природа. Слепая как демон... Как там у Волошина? "Они проходят по земле, слепые и глухонемые. И чертят знаки огневые на сумрачном ее лице". Это очень к месту... И сумрачно, и знаки...
Развилка. Сейчас направо в ущелье. Глеб отлепил от спины мокрую рубаху, отряхнул залепленные травными семенами брюки. И кто же его там ждет? Светлана или "охотник"? Вот она, алтайская рулетка! Прав был водила: либо любовь, либо смерть. Такая уж здесь земля. Сильная... Глеб взобрался на валуны, стал на колени и погладил "свою" осинку. Она за эти дни и ветры почти вся уже осыпалась. Блестящие красные листики, словно капли разбрызганной от ее стволика крови, быстро чернеющими пятнышками липко лежали между потаенными впадинами влажных камней. Все! "Ну, Господи, благослови!" - Глеб шагнул в ущелье.
И рухнул дождь... Ливень шел навстречу. Было хорошо видно и слышно, как он метр за метром заполнял сначала ущелье впереди, как потом, перекрыв Глеба, плотно двинул дальше вниз. Шум был ровный, сплошной. Миллиарды крупных, тяжелых капель отвесно насквозь пробивали кроны деревьев и кустов, валили траву, давили плечи. Под ногами сразу захлюпала песочная жижа каменистая почва не впитывала влагу совсем... Скользя, Глеб выбирался на дорожку практически ощупью. Темно было уже по-настоящему... Когда первый
...За поворотом был свет. Свет исходил сверху - бескрайний, равномерно голубой, с неясным белесым пятном в зените. Через туман, через дождь - там, впереди в небе просвечивало нечто. Нечто большое, нет - огромное. Оно не имело ни вида, ни формы - просто белесое пятно. И свет от него не истекал, не излучался. Он - был... Голубой туман и голубой дождь... Над самой землей все опять темнело, не давая видению опоры, масштаба. И как будто звучала музыка. Без мелодии, просто один, все повторяющийся аккорд. Повторяющийся, повторяющийся, настигающий телефонным звонком, входящий в голову и зудящий, зудящий в повторах никак не узнаваемого созвучия... Глеба забила дрожь. Только теперь он почувствовал, насколько замерз. И насколько испугался. И устал... И вот тогда этот мокрый, в грязи и песке, с остатками бинтов на вновь кровоточащих руках, маленький несчастный человечек, стоя перед великим неведомым светом и, сотрясаясь от холода, уныния и страха, закричал проклятия всем и всему, что противостояло ему, его желанию быть сильным, гордым хозяином этой земли, этой страны и своей собственной судьбы... И он перекричал эту проклятую, закрученную в повторениях, музыку...
Свет чуть пригас, затемнив и туман. Потом белое пятно совершенно без всяких усилий стало возноситься, уменьшаясь в размерах, гаснуть... Стали вновь слышны шорох капель и бульканье ручья. Привычная темнота, только высоко-высоко немного еще постояло едва различимое светлое пятнышко, а потом быстро ушло в сторону... Дождь...
Когда Глеб добрел до избушки, она почти вся стояла в воде, склонившись своим черным окошечком над самым током... Перейти на ту сторону? Но у него, наверное, не хватит сил... Глеб обнял ствол пухлой березки, прижался к пачкающей коре щекой. У него, наверное, не хватит сил... И тут увидел, как дверь избушки шевельнулась. Чуть-чуть. Или это ему показалось? В темноте? Он шагнул к самому краю воды, вытянулся: показалось или нет? Сердце вдруг забилось радостью: "Она там!" Глеб прыгнул в воду, провалился, но удачно сдернулся и, перебирая руками и ногами по шевелящемуся дну, выполз, вышел, выбросился на тот берег. Встал. Рванул деревянную рукоять и ввалился внутрь.
Светлана сидела за столом, крепко оперевшись на него локтями, и смотрела на лежащего Глеба, на лениво растекающуюся от него по серому, грубо отесанному дощатому полу лужицу. Вода быстро впитывалась в некрашеное дерево... Маленький, расплавившийся прямо на столе стеариновый огарок с прыгающим желтым с розовым кончиком пламенем. Запах воска и мяты. Шорох капель по крыше... "Никола" со стены чуть мерцал стертой позолотой нимба... Были слова или нет: "Ты пришел..." - "Я пришел..." - "А я уже почти не надеялась... Когда началась гроза, я сильно испугалась. И перестала тебя ждать..." - "Я бы все равно пришел..." - "Это хорошо. Хорошо".... Она придвинулась к нему, присела на колени около: "Сними рубашку. Мокрый же весь. Замерз". Он со стоном приподнялся, протянул вверх руки. Прилипшая рубаха никак не хотела стягиваться. Она рванула, отлетела пуговица, больно резануло кисти. "Что у тебя с пальцами?.. Садись сюда...". Они теперь оба сидели за столом друг напротив друга. Светлана осторожно снимала мокрую черную марлю. Он только поскуливал, сжав зубы, чтобы потерпеть, да никак не удавалось - челюсть тряслась от выходящего наружу озноба. Она встала, из угла достала большой коричневый шерстяной платок. Накинула Глебу на плечи, пропустив под руки крест-накрест, завязала на спине: "Вот так лучше. Да?" "Д-да. Д-да",- простучал ответ... Вид его кистей был просто ужасен. Они распухли, порезы и ссадины разошлись, обнажив живое мясо, с которого сочилась кровь и сукровица. От этого зрелища ему стало очень себя жалко. Даже озноб стал проходить... Светлана, очевидно, неплохо ориентируясь в избушке, достала откуда-то маленькую чеплашку с темной, почти черной, густой жидкостью: "Это мумие. Только сегодня развела... Терпи!" А он опять заскулил, когда эта темно-коричневая жижа огненно протекла в ранки, затопал ногами. "Потерпи, пожалуйста, потерпи". Она поцеловала его в лоб. Как маленького... Потом откуда-то еще появилась белая чистая марля. Светлана смочила ее в мумие и принялась заматывать кисти заново...
Миленький ты мой,
Возьми меня с собой.
Там, в краю далеком,
Я буду тебе женой...
Почему она зашептала именно эту песню? Глеб окончательно раскис. А она продолжала чуть громче:
Там, в краю далеком,
Буду тебе сестрой...
"А! Вот откуда: моя Валькирия - жена и сестра".
– Ты долго шел. Я тебя с утра ждала. Ждала и ждала.
– Я спешил.
Светлана завязала узелочек на запястье второй руки. Вот и все...
– Посиди, потерпи. Это тебя не Юля задержала?.. Если очень болит, я сейчас самогона достану. Да? Будешь?