Банда из Лейпцига. История одного сопротивления
Шрифт:
А еще был Пит. Беззубый вампир. Я почти забыл о нашей недавней встрече. Но в один прекрасный день я увидел его сидящим вместе с другими на ступеньках церкви. Невозмутимый, хмурый, он возвышался монументом, утверждавшим его право на присутствие здесь. Я протянул ему руку.
– Харро. Кажется, мы уже встречались.
– Пит.
Рука, которую я пожал, была из той же наждачной бумаги, что и его голос. Как и его глаза, в которые я теперь смотрел.
Я предпочел сесть от него по возможности подальше.
– А мы как раз говорим о походе, – сказала Хильма. – Мой брат все никак не может забыть, как жил в палаточном лагере под Любшюцем. Этого лагеря уже нет, года три как нет, но само место еще существует. Мне
В голове у меня что-то щелкнуло. Я вспомнил статью в «Иллюстрированной республиканской газете», которую издавал Рейхсбаннер и которую раньше читал мой отец. Я был тогда еще маленьким, и воинственные картинки на первой полосе притягивали меня к себе как магнитом. Частенько я открывал шкаф, в который мой отец складывал газеты.
Мне было, наверное, лет девять-десять, когда я прочитал о вылазке коммунистов на природу где-то под Лейпцигом. В памяти всплыл целый веер фотографий, сопровождавших текст: люди, греющиеся на солнце в шезлонгах или сидящие на траве, занятые разговорами, и островерхая палатка с навесом-козырьком, в которой могло поместиться человек двадцать, не меньше, настоящий дворец. Конечно, я мало что тогда понял. Но если в те годы все это никак не соотносилось с моей жизненной реальностью, то теперь тогдашние картинки вернулись ко мне запоздалым ярким эхом.
– А что произошло три года назад? – спросил я, хотя уже и сам догадывался, что услышу в ответ.
– Что-что, – сказала Хильма и прочертила каблуком линию на земле. – Как обычно. Полиция, штурмовики, эсэс явились скопом и все сожгли.
– Твой брат там тоже был?
Хильма кивнула.
– Он любит поговорить о тех временах, наш Конрад. Только о том дне ничего не рассказывает.
Повисла пауза. Даже движение транспорта на Конневицком перекрестке, шум от которого обычно был слышен и тут, у церкви, на несколько мгновений как будто остановилось.
– Ну здорово! – сказал я, чтобы заполнить тишину. – Я с вами. Смогу, наверное, и палатку добыть. Нужно будет только договориться с родителями.
Пит, сидевший на другом конце ступенек, затянулся сигаретой и с шумом выпустил дым из ноздрей. Он даже особо не пытался скрыть, что мои слова его изрядно позабавили.
– Палатки не проблема, – быстро ответила Хильма, сглаживая неловкость. – Возьмем «коту» [19] моего брата. Там все мальчики поместятся. Для нас с Жозефиной есть обычная палатка. – Хильма кивнула в сторону Жозефины, которая сидела, вперившись застывшим взглядом в стволы каштанов, будто глазами сдирала с них кору. – А вот чего нет, так это припасов. Хлеб, сыр, чего-нибудь вкусненького для поднятия настроения. Можешь что-нибудь такое сообразить?
19
Основатель «Независимой молодежи» Эберхард Кёбель, будучи сам заядлым путешественником, культивировал совместные походы как форму досуга, укрепляющую дух коллективизма; после своей поездки в Лапландию разработал особый тип вместительной палатки, получивший название «кота» («коте») и повторявший в общих чертах модель лапландских чумов или юрт.
– Наверное, – сказал я. – Попробую организовать.
– Молодец! – воскликнул Генрих. – Тогда на выходных отправляемся в поход! – Он хлопнул в ладоши.
– Ну а ты как? – спросил я Жозефину.
Два голубых глаза посмотрели на меня. Пелена, застилавшая их, рассеялась, как дымок от потушенной свечи. Красные губы пришли в движение.
– Попробую организовать.
6
Как я ни радовался предстоящему походу, две вещи все-таки не давали мне покоя. Первое, что меня тревожило, – это вопрос об участниках. Пит наверняка будет, да еще прихватит с собой парочку таких же, как он. А что, если среди нас не окажется ни одной Жозефины, зато штуки четыре Питов?
Второй вопрос был гораздо более сложным. Мне нужно было решить, как сообщить родителям о намечающемся мероприятии. Ведь меня не будет дома с пятницы до воскресенья, такое длительное отсутствие простыми прогулками или починкой велосипеда в подвале не объяснишь. О якобы уже заполненном заявлении на прием в гитлерюгенд мы тоже еще толком не говорили. Но поход сейчас был важнее. Как-то мне придется с ними объясниться.
– Хотел вас кое о чем спросить, – начал я разговор тем же вечером, когда все собрались в гостиной. Отец сидел и слушал шипение в радиоприемнике, сквозь которое пробивались обрывки каких-то фраз – судя по всему, передача из Москвы. Стараниями отца мы могли хоть целый день ловить заграничные станции на коротких волнах. Многим, если у них вообще было радио, приходилось довольствоваться «народным приемником» [20] .
20
«Народные приемники», выпуск которых был налажен в 1933 г., предназначались для приема местных вещательных станций только на длинных и средних волнах, они были недороги и доступны широким слоям населения.
Мама сидела с книгой за столом.
– О чем? – поинтересовалась мама. Она откинулась на стуле и теперь сидела, прижав книгу к груди.
Отец что-то такое пробурчал, не отрываясь от приемника. Диктор призывал к солидарности с испанским народом и борьбе с путчистами [21] .
– Мои друзья едут на выходные в поход с палатками. Я бы хотел поехать с ними.
Мамина книга перекочевала на стол и закрылась.
«С каких это пор ты обзавелся друзьями, с которыми тебе так хочется отправиться в поход?» – спрашивали ее глаза.
21
Речь идет о гражданской войне в Испании (1936-1939) между Второй Испанской республикой, образовавшейся после свержения монархии в 1931 г. и управлявшейся Народным фронтом, и военно-националистическими силами под предводительством генерала Франсиско Франко (1892-1975); Народный фронт активно поддерживался Советским Союзом, генерал Франко – нацистской Германией, Италией и Португалией.
– И куда они собираются? – вместо этого спросила она.
– Недалеко, – ответил я. – На озера под Любшюцем.
Отец скривился, как я заметил по той половине лица, которая была обращена ко мне.
– На озера под Любшюцем? С какой стати? Почему? Что вы там потеряли?
– Говорят, там красиво, – сказал я. – Природа, и купание отличное.
Отец выключил радио.
– Говорят, там красиво, значит. Кто говорит?
К этому вопросу я был готов.
– Генрих. Генрих, сосед наш. Сын Умрата, который торгует углем. Генрих тоже поедет, – выложил я приготовленный козырь. Он был, конечно, мелким, но все же лучше, чем ничего. Быть может, родителям будет спокойнее отпустить меня со знакомым человеком.
– И с каких это пор ты с ним дружишь? – спросила мама.
Я пожал плечами.
– Да уже давно…
– Так, минуточку! – вмешался отец и выпрямился. – У этих озер под Любшюцем своя история. Раньше там собирались разные бездельники. Теперь с этим покончено. Пляжи закрыли! Никто туда больше не ездит! Ни один человек!
– Но это же интересно, – сказал я и постарался придать своему лицу как можно более безмятежное выражение. – Хотел бы посмотреть на это историческое место своими собственными глазами!