Башни
Шрифт:
– Километров двадцать, – ответил гость, – может, больше, может, меньше, но её отсюда должно быть видно, как было видно с моей твою.
– Я ничего не увидел, – признался Домотканов.
Валентин добродушно пожал узкими плечами.
– Так давай посмотрим.
– Давай, – согласился Домотканов и почувствовал, что хотел бы соглашаться с новым знакомым ещё и ещё.
Тот порывисто, развевая полы пальто, зашагал к башне, у трупа коня так же порывисто остановился, окинул его беглым взглядом и снова заторопился в башню. Домотканов старался не отставать. То, что он, хозяин башни, оттеснялся как бы на второстепенную роль, его нисколько не смущало, наоборот, даже нравилось.
Не
– Не видно, – услышал через минуту подошедший и терпеливо ожидавший результатов Домотканов. – Ничего не пойму. – Валентин резко обернулся к товарищу и уступил место. – Посмотри сам. – Вынырнув почти до локтя из просторного рукава пальто, тонкая рука с широкой ладонью указала в окно. – Вон на том самом высоком холме между двумя маленькими.
Однако сколько ни смотрел Домотканов, тоже ничего не увидел.
–Нет, – огорчился он – и огорчился, скорее, не потому, что не увидел башни, а потому, что не смог сделать приятное новому знакомому.
Внезапно тот развернулся и стремительно зашагал по потрескивающей плитке – как через несколько секунд оказалось – к противоположному проёму. Опять Домотканов послушно последовал за гостем.
Тот неподвижно стоял и, сурово прищурившись, глядел вдаль. Домотканов проследил за направлением его сосредоточенного взгляда и вдруг увидел на самом далёком холме, на выпуклой от него линии горизонта, крохотную светло-серую крапинку, точно вбитый в землю гвоздик. Постепенно крапинка приняла формы, напоминающие башню, но очень смутно, можно было и ошибиться. Однако Домотканов всей глубиной души почувствовал, что не ошибся.
– Ещё одна, – прошептал Валентин. – Можно было догадаться.
– Ещё одна? – переспросил Домотканов, хотел было продолжить, но не успел: в голове возник ночной огонёк и, кажется, горел он именно в этой стороне.
– Всё становится на свои места, – вместо него продолжил тему собеседник, не меняя суровой позы. – Три башни – это уже путь, – голос его с каждым словом становился всё более и более похожим на голос актёра, читающего роль. – Вероятно, есть и четвёртая, и пятая и так далее. Впрочем, нельзя утверждать с уверенностью. Может. Путь и короток, в зависимости от цели, а может… – он повернул свою вновь обретённую способность двигаться голову и посмотрел на Домотканова прежним ясным, располагающим к себе взглядом. – Пойдём туда, да? – спросил Валентин с какой-то детской просительностью в голосе. Так дети просят новую игрушку.
– Пойдём, – не смог отказать Домотканов и даже прибавил для окончательной уверенности: – Конечно, пойдём. – Про огонёк он почему-то ничего не сказал. Что-то перестраивалось в Домотканове – и от слов Валентина, и от ночного огонька, и от увиденной башни, и от чего-то ещё, возможно, самого главного, чего нельзя было увидеть или услышать, но что давно ожидало всех этих сошедшихся воедино обстоятельств. Он вдруг страстно захотел пути к новой башне, так сильно, что ноги задрожали в коленках от предвкушения пути, а рука покрепче сжала твёрдую рукоять меча, словно не для того чтобы удержать его в руке, а самому удержаться за него.
– Переночуем и пойдём, – продолжил так же по-детски просительно Валентин. – С утра пораньше. Отдохнём и пойдём. – Он выразительно посмотрел на Домотканова опять, отрываясь от далёкой башни и снова устремляя на неё взгляд, словно она могла куда-то исчезнуть, если он не будет на неё смотреть то и дело.
– Я бы мог и… – начал Домотканов, но вовремя спохватился. Только сейчас он заметил, какой у его нового знакомого на самом деле усталый вид. Шутка ли, проделать такой путь, да ещё в его возрасте. – Конечно, хорошенько отдохнём, а завтра двинемся. Да и приготовиться надо, меч вот доделать, – придумал Домотканов на ходу, – а то рукоять…
– А моей башни не видно, – перебил его Валентин, – потому что она больше не нужна. Теперь нужна лишь эта, – он снова с жадностью поглядел в окно.
– Кому? – загадочно спросил Домотканов.
– Тому, кто устроил всё это. – Валентин повернулся к Домотканову и поглубже взглянул ему в глаза.
Тот хмуро потупил взгляд, как будто спросил о том, о чём спрашивать на самом деле не хотел.
Внезапно Валентин отвернулся и от Домотканова и от окна (он всё делал внезапно, как успел заметить Домотканов) и зашагал куда-то. Домотканов поднял взгляд и увидел Валентина у кожуха с длинной ручкой.
– Часовой механизм, – невольно подсказал Домотканов.
– Вот как? – новый знакомый взялся за ручку, попробовал повернуть. – Не действует, конечно, – с обидной почему-то для Домотканова уверенностью заметил Валентин.
– Заржавел, – уточнил Домотканов.
Валентин так же быстро бросил кожух с ручкой, как и заинтересовался им. Он уже опять стоял у высокого проёма – правда, не того, из которого увидел башню, а у ближайшего от кожуха.
– А тишина-то какая, – произнёс он одобрительно. – У нас, пожалуй, уже нигде такой не осталось. Есть что-то в ней прекрасное. Я, когда шёл сюда, её наслушался. Только не пойму ещё хорошенько, что она хочет сказать. – Он мечтательно перевёл взгляд от окна на собеседника.
– А разве что-то хочет? – зная что это так, всё-таки спросил Домотканов.
– Несомненно, – убеждённо кивнул Валентин, мелькнув пёстрой шапочкой. – Как эта башня, этот страж. Как тот, которого мы уже упомянули. Но для более серьёзных выводов ещё слишком мало известно.
Домотканову от этих речей снова стало неприятно.
– Выберемся ли мы когда-нибудь отсюда назад? – вдруг сложилась эта неприятность в слова.
Валентин замер – точно так, как недавно у окна с обнаруженной башней – замер до последнего уголка старого пальто и шнурков таких же старых ботинок. Но так же, как и прежняя, эта неподвижность продолжалась недолго, словно была чуждой жизнерадостному гостю. Рука с широкой ладонью поднялась и сняла шапочку с головы, вторая пригладила редкие полностью седые волосы вокруг лысины.
Домотканов опустил требовательный взгляд.
– Интересно, кто там, в новой башне? – отменяя свой прежний вопрос, задал он новый.
– Наверно, такой же, как и мы, человек, который попал в ловушку и теперь не знает, как из неё выбраться, – охотно на этот раз ответил Валентин.
Следующее молчание, не в пример предыдущему, затянулось на более долгое время – может быть, потому что не было связано с неподвижностью. Домотканов поймал себя на том, что с каким-то неопределённым интересом шарит взглядом по плиткам пола, уложенным, оказывается, в виде шахматной доски: коричневые и светло-коричневые плитки; после них взгляд заскользил по простенкам и окнам, будто увлекаясь их более контрастным, чем на полу, тёмно-светлым чередованием. Затем задвигался и сам хозяин неусидчивого взгляда, как сделал это чуть раньше второй находящийся в башне человек. Двое людей переходили с места на место, словно в каком-то загадочном поиске, похожем на сложный танец, поглядывали то туда, то сюда, но не на друг друга, могли остановиться у окна, у кожуха или где-нибудь ещё на продолжительное время, будто обдумывая что-то пришедшее в голову, потом двигались дальше, снова останавливались.