Башня на краю света
Шрифт:
— А не надраться ли нам в стельку? — предложил он.
— Было бы здорово, — поддержал его Эрик.
— Только Софья вышла в сквер, — послышалось из клетки, — глядь — навстречу чешет Пер!
— Заткнись! — заорал Петер. — Эта песня выводит меня из себя, — объяснил он.
15
— Я пригласил сегодня членов правления, чтобы уважаемые господа познакомились с нашим новым секретарем. Секретарь Санд перешел к нам непосредственно из министерства восстановления, где он занимался среди прочего вопросами, связанными с
— Большое спасибо, — поблагодарил Эрик.
— Так вы, значит, из министерства восстановления? — спросил у Эрика фабрикант Нильсен, кассир Объединения. — Я считаю, что отчисления в наш фонд были просто скандально малы!
— Такие вопросы я один не решал, — ответил Эрик в полном соответствии с истиной.
— Поскольку вы из этого министерства, — сказал директор Тайльхольм, — то, может быть, вы сможете мне объяснить, почему нам постоянно отказывают в разрешении на импорт подвесных насестов, а предлагают, взамен покупать жестко закрепленные? Должна же тут крыться какая-то причина.
— Не думаю, чтобы запрет министерства имел сколько-нибудь серьезное основание, — сказал Эрик.
— Но кто отклонял наши просьбы, уж не вы ли?
— Нет-нет! — Эрику становилось не по себе. — Их отклонял начальник отдела.
— Хорошо, но ведь повсеместно принято обосновывать отказы той или иной веской причиной, — упорствовал директор Тайльхольм. — Если уж вы перешли к нам, то должны рассказать все, что знаете об этом.
— Насколько мне известно, — начал Эрик, чувствуя, что без того или иного объяснения тут не обойтись, — на то имелась лишь одна причина. У начальника отдела была любимая канарейка, которая однажды свалилась с подвесного насеста и сломала себе лапку.
Это разоблачение Эрика привело собравшихся в сильнейшее волнение. Начался беспорядочный обмен мнениями. Все сошлись на том, что скандален сам факт: такого рода случайности влияют на решения, выносимые министерством.
Эрик сказал, что он совершенно с ними согласен.
— Итак, — произнес директор Аллерхольм, когда собравшиеся успокоились, — секретарь Санд отныне будет вести текущие дела Объединения, а среди прочего и переговоры с государственными учреждениями, и, я полагаю, он достигнет прекрасных результатов.
— Но вы должны позаботиться о том, — добавил директор Тайльхольм, — чтобы нам поставляли не только сырье, но и оборудование. Иначе создавшаяся ситуация не изменится.
«Поставки оборудования», — отметил Эрик в блокноте.
— И попытайтесь в конце концов выбить хоть немного крытых кормушек, — сказал фабрикант Нильсен. — 1 Нам никак не удается получить разрешение на их закупку, в то время как открытые покупать разрешают.
«Закрытые кормушки», — записал Эрик.
— Интересно,
— Но не для юрков, — сказал фабрикант Нельсен.
— Почему же, — вмешался директор Аллерхольм. — Как раз юрки и предпочитают открытые кормушки.
— Как вы можете это говорить! — раздраженно воскликнул фабрикант Нильсен. — Юрки открытых кормушек терпеть не могут.
Эрику в ходе разгоревшейся дискуссии так и не удалось уяснить для себя, должен он искать закрытые кормушки или нет. Поэтому перед записью о кормушках он добавил «возможно», а после этого в скобках — «для юрков». Такой оборот событий ему совсем не нравился.
— Еще у кого-нибудь есть вопросы? — спросил директор Аллерхольм.
Вопросов не было ни у кого, за исключением Эрика, но он решил, что к нему директор Аллерхольм не обращался.
— Итак, я надеюсь, — продолжал Аллерхольм, — что мы уже к следующему заседанию правления сможем отметить первые результаты деятельности нашего секретаря. А вы как полагаете, можем мы на это рассчитывать? — улыбнулся он Эрику.
— Я сделаю все, что в моих силах. — Эрик вполне сознавал, что дает более чем скромное обещание.
Вряд ли можно утверждать, что переход Эрика в сферу частного предпринимательства стал в итоге какой-то ужасной и невосполнимой потерей для министерства восстановления народного хозяйства. Но в той ячейке министерского аппарата, где он служил, отсутствие его жестоко о себе напоминало — вести морской бой вдвоем было бесконечно скучно.
Петер с Пребеном пробовали первые дни продолжать игру, но вскоре оставили эти попытки. Дело не только в том, что из игры исчез азарт. С уходом третьего игрока пропал особый, непередаваемый тон общения, без которого игра сильно теряла в своем обаянии. Оскорбления повисали в воздухе, не оказывая никакого действия. Они скорее конфузили их произносившего.
Поскольку они вынуждены оставить основное свое занятие, пришло как-то в голову Пребену, то не пора ли собраться наконец с духом и приняться за работу. Ведь все равно бесконечно так продолжаться не может.
Но Петер и слышать об этом не хотел. Это было бы чистейшей воды самоубийство, утверждал он.
— Ты представляешь себе, что стало бы с нами, если бы всем в министерстве одновременно пришла в голову идиотская мысль, что они должны что-то делать? — спрашивал он. — До тебя не доходит, что нас бы тут оказалось вдесятеро больше, чем нужно? И что девять десятых служащих министерства наверняка оказались бы на улице? В том числе и мы с тобой!
Пребен не мог не признать, что в этом рассуждении что-то есть. Поскольку же он, как и раньше, не знал, что он должен делать, и не мог начать работу без посторонней помощи, то был вынужден снова без особого сожаления расстаться с этой мыслью.
И вот однажды утром, придя на работу, Пребен увидел на освободившемся месте нового сотрудника. Новенький сказал, что его фамилия Ольсен.
— Вы будете работать с нами? — спросил Пребен.
— Так, во всяком случае, сказал этот тип.
— Какой тип?