Базар житейской суеты. Часть 4
Шрифт:
— А что, братъ, вдь пожалуй что она, въ самомъ дл невинная, сказалъ онъ. Сама она утверждаетъ это. Изъ того, что ты видлъ ее съ милордомъ, еще ровно ничего не слдуетъ. Лордъ Стейнъ бывалъ у ней и прежде тысячу разъ.
— Можетъ-быть, можетъ-быть, проговорилъ Родонъ грустнымъ тономъ, — а вотъ что ты на это скажешь, любезный другъ?
И онъ показалъ капитану тысяча-фунтовый билетъ, наименный въ шкатулк Ребекки.
— Это онъ ей далъ, Макмурдо, продолжалъ полковникъ. Я ничего не зналъ объ этомъ. И съ такими деньгами она заставила меня сидть въ тюрьм изъ-за сотни фунтовъ!
Капитанъ принужденъ былъ согласиться, что скромность этого рода имстъ
Еще до начала этой конференціи, Родонъ отправилъ капитанскаго деньщика на Курцонскую улицу съ приказаніемъ къ своему каммердимеру, чтобы тотъ вручилъ подателю узелъ съ платьемъ, въ которомъ полковникъ, щеголявшій все еще въ бальномъ костюм, очень нуждался. И въ отсутствіе этого слуги Родонъ и его секундантъ, пользуясь пособіемъ джонсонова словаря, необходимаго для справокъ въ правописаніи, сочинили письмо, которое Макмурдо долженъ былъ отправить къ лорду Стейну отъ своего имени. Письмо вышло толковитое и складное. Капитанъ Макмурдо, свидтельствуя наиглубочайшее почтеніе маркизу Стейну, имлъ честь всенижайше извстить, что полковникъ Родонъ Кроли уполномочилъ его сдлать вс необходимыя распоряженія касательно извстной встрчи, неизбжной посл событій этого утра, и которой безъ сомннія милордъ будетъ требовать самъ отъ полковимка Кроли. На этомъ основаніи капитанъ Маимурдо убдительнйше просилъ лорда Стейна прислать къ нему довреннаго друга, съ которымъ бы онъ, капитанъ, могъ переговорить о взаимныхъ условіяхъ съ той и другой стороны. Свидтельствуя еще разъ наиглубочайшее почтеніе, Макмурдо учтивйшимъ образомъ изъявилъ желаніе, чтобы вышеозначеяная встрча устроена была какъ-можно скоре.
Въ постскрипт капитанъ объявилъ, что въ его распоряженіи находится банковый билетъ въ значительную сумму, которая, по весьма вроятному предположенію полковника Кроли, составляетъ собственность маркиза Стейна. капитанъ желалъ, при первой возможности, передать билетъ его владльцу.
Когда письмо это было сочинепо и переписано, капитанскій деньщикъ, отправившійся на Курцонскую улицу, воротился, но безъ узла и чемодана, за которыми былъ посланъ, и притомъ лицо его выражало какое-то странное безпокойство и досаду.
— Ну что, любезный? спросилъ Родонъ. Принесъ?
— Никакъ нтъ-съ, отвчалъ деньщикъ.
— Отчего же?
— Не отдаютъ вашихъ вещей.
— Какъ не отдаютъ?
— Да такъ-съ. Подите-ка, самъ чортъ тамъ голову сломитъ. Суматоха такая, что видимо-невидимо. Вс перепились. Пришелъ самъ хозяинъ, и занялъ вашу квартиру. Они тамъ говорятъ, сударь, что вы унесли съ собой серебро, полковникъ…. да мало ли еще что тамъ они болтаютъ, прибавилъ добродушный слуга посл минутной паузы. Горничная кажись ужь сбжала. Симпсонъ, вашъ каммердинеръ, пьянъ какъ стелька, и буянитъ пуще всхъ. Онъ говоритъ, что не позволитъ тряпки вынести изъ дома, пока не заплатятъ ему жалованья.
Отчетъ объ этомъ маленькомъ волненіи на Майской ярмарк изумилъ пріятелей, и сообщилъ нкоторую живость ихъ разговору. Оба они вдоволь посмялись, когда выслушали забавный разсказъ деньщика.
— Я радъ, по крайней мр, что мальчугана моего нтъ дома, сказалъ Родонъ, кусая свои ногти. Ты вдь помнишь, Макмурдо, какъ онъ здилъ въ берейторской школ? Онъ сидлъ въ ту пору настоящимъ козыремъ: не правда ли?
— Правда, мой другъ, правда, подтвердилъ капитанъ Макмурдо.
Маленькій Родонъ, одинъ изъ пятидесяти другихъ мальчиковъ, сидлъ въ это самое время въ капелл школы Благо Собратства, думая о томъ, какъ онъ подетъ домой въ будущую субботу, и какъ, по всей вроятности, папа возьметъ
— Да, братъ, этотъ мальчикъ — настоящій козырь, продолжалъ отецъ, все еще думая о своемъ сын. Вотъ что, Макмурдо, если этакъ что случится… если я буду убитъ… ужь, пожалуйста, другъ, не откажи… сходи ты къ этому мальчугану, и скажи, что я очень… очень любилъ его, и ужь… самъ знаешь что. Да еще, не забудь, другъ Макмурдо… вотъ эти золотыя пуговки вручи ты ему отъ меня… на… на память. Больше мн нечего ему оставить.
Онъ закрылъ лицо своими черными руками, и крупныя слезы покатились блыми бороздами по его щекамъ. Мистеръ Макмурдо воспользовался также случаемъ снять съ головы своей шелковый колпакъ, и отереть имъ свои глаза.
— Ступай-ка, любезный, закажи намъ завтракъ, да получше, громко сказалъ онъ своему деньщику веселымъ тономъ. Чего ты хочешь, Кроли? Почекъ съ перцомъ? Селедку? Ну, и того, и другаго. Да вотъ что, Клей, продолжалъ онъ; обращаясь опять къ деньщику, — вынь изъ коммода какое-нибудь платье для полковника; мы съ нимъ бывали встарину одного роста и дородства. Помнишь ли, Родонъ, какъ мы разъзжали съ тобой на этихъ полковыхъ рысакахъ? Охъ, старина, старина!
Съ этими словами, чтобы не мшать полковнику одваться, онъ повернулся къ стн, и принялся опять дочитывать интересную статейку о борьб двухъ боксёровъ. Когда туалетъ Родона былъ конченъ, Макмурдо бросилъ газету, и началъ одваться самъ.
Ho, приготовляясь къ свиданью съ лордомъ, капитанъ Макмурдо употребилъ на этотъ разъ особенную тщательность при своемъ собственномъ туалет. Онъ нафабрилъ усы до степени блистательнаго лоска, туго натянулъ блый галстухъ, и надлъ превосходнйшій лосинный жилетъ. Когда онъ и пріятель его вошли въ общую залу; гд былъ для нихъ приготовленъ завтракъ, молодые офицеры встртили съ громкими комплиментами мистера Макмурдо, и спросили, ужь не намренъ ли онъ жениться въ это воскресенье.
ГЛАВА LIV
Тотъ же день и тотъ же предметъ
Озадаченная роковыми событіямй предшествующей ночи, мистриссъ Бекки долго не могла выйдти изъ своего оцпененія и пролежала въ постели до двнадцати чаеовъ. Звонъ воскресныхъ колоколовъ привелъ ее въ себя. Приподнявшись съ постели, она принялась наигрывать въ свой собственный колокольчикъ, призывая француженку-горничную, которая, какъ мы знаемъ, оставила ее за нсколько часовъ.
Мистриссъ Родонъ Кроли звонила долго и громко, но безъ всякаго успха, и хотя наконецъ она дернула за сонетку съ такимъ отчаяннымъ усиліемъ, что снурокъ отъ колокольчяка остался въ ея рукахъ, однакожь мамзель Фифина не явилась; — да, ршительно не явилась и тогда, какъ раздраженная миледи, съ оборванной сонеткой въ рукахъ и растрепанными волосами, выбжала въ корридоръ, и начала, громкимъ голосомъ и топая ногами, кликать свою служанку.
Дло въ томъ, что mademoiselle Fifine, не спросясь ничьего позволенія, изволила совсмъ оставить хозяйственное заведеніе на Курцонской улиц. Подобравъ брильянты и другія бездлки, оставленныя въ гостиной, Фифина взошла къ себ наверхъ и тщательно уложила. вс свои картонки, ящички и сундучки. Затмъ, выбравшись на улицу, она наняла извощичью карету для собственнаго употребленія, и вынесла собственноручно весь свой багажъ, безъ всякой посторонней помощи, въ которой вроятно ей бы отказали, такъ-какъ вся домашняя челядь ненавидла отъ всей души эту заносчивую Парижанку. Такимъ-образомъ, не простившись ни съ кмъ, мамзель Фифина покинула Курцонскую улицу однажды навсегда.