Бедный Павел. Часть 2
Шрифт:
— Знаю твои дела! Вот, твой шурин погиб из-за них! А если ты так?
— Милая, Ивайло не умер! Не надо так говорить!
— Ладно, пусть он жив! Но он столько раз просил тебя прекратить так рисковать. Ты же совсем перестал оглядываться! Даже отец говорит, что ты самый лихой контрабандист, которого он знает!
— Я от него уже слышал, что он не отдал бы тебя мне в жены, если бы знал, кем я стану!
— И что бы ты тогда делал?
— Украл бы тебя, моя прелесть!
— А я бы не далась! Мне важно, чтобы у моего ребёнка был отец! — Ивайло, будто услышав, что говорят о нём, снова заревел. Ефросинья
— Фросюшка! Я правда-правда исправлюсь! Только не гневись на меня!
— Скажи мне, Гришенька, что это ты творишь? — я, наконец, смог лично поговорить с Потёмкиным.
— Паша, а я что…
— Гриша, Екатерина Алексеевна уже не девочка, чтобы беременеть каждый год! Здоровье-то её пожалей! Совсем, что ли, одичал?
— Паш, да я и сам не знаю! Скучно мне, понимаешь?! Делать мне нечего, вот я и…
— Ты дурак совсем?! Нет, я осознаю, что ты мужчина крепкий, и к амурному делу страсть имеешь, но башка-то тебе зачем?
Ругал я его долго. Он виновато соглашался. Пришлось даже направить его к доктору Ротову, который принимал предыдущие роды у мамы, чтобы тот снабдил Гришку презервативами и разъяснил, как ими пользоваться. Я, конечно, понимал, что здесь и роль мамы была велика — расслабилась она, но вот ругать я мог только его.
— Скучно тебе, Гриш?
— Ох, скучно, Паша! Скучно, сил моих нет! Поверишь, уже рыбу ловить начал! Совсем одичал. Нет, ты не подумай, я Екатерину Алексеевну люблю, мне с ней хорошо, вот только она от дел государственных часто бежит. Машенька то, Машенька сё… Теперь вот, ещё ребёночка ждёт… Конечно, совсем она от дел не уходит, но мне скучно! Пить пробовал — не идёт! Жена рядом, дочка… Не могу. Приказ — так там дел-то уже… Час-два в неделю, а после что? Уехать бы — повоевать, города строить — так жену жалко, без меня боится она… Что мне делать-то, Паша?
— Ох, Григорий Александрович, дела у тебя… А что раньше-то молчал? Чай, мы с тобой близкие люди. Давно бы сказал!
— Так, Паша, думал, что справлюсь, а вот не получается. Хоть лопату вон бери, да землю рой!
— М-да… Знаешь, Гриша, кажется мне, что маменьку не переубедить, насчёт отречения…
— Это да. Держится она из последних сил…
— И о переезде следует уже серьёзно думать. Вот Лекарский приказ прислал здесь описание мест, климат которых считают наилучшими в Империи нашей. Я тебе перешлю, озаботься выбором.
— Конечно!
— И вот что ещё, Гриш. Все места, что они указали — в южных наместничествах.
— И что такого?
— У меня Алексей Орлов скулит, на здоровье жалуется.
— Врёт же! На нём пахать можно!
— Именно. Скучно ему, я так вижу. Не его это дело, хозяйство налаживать. Воин он. Ему бы сабелькой махать, в бой идти. Ещё лошадок любит. Не Григорию, а ему надо было бы конезаводами ведать. Там в Таврии всё на помощниках держится…
— Ты это к чему, Павел Петрович?
— Переедете, наместником будешь.
— Да я же…
— Справишься! Как раз делом займёшься.
Я ехал в Москву — надо было осмотреть работы, заводы, да просто хотелось поговорить с Машей. Столько всего происходит — устал я как-то. Дел много, только это и спасало, да ещё беседы с отцом Леонтием.
Новый 1776 год сулил нам столь требуемый покой. Дела государственные понемногу улучшались. В мире тихо, ну как тихо. Для нас если только. Англичане сцепились с колониями, сейчас королевские войска были блокированы в Бостоне. Британцы сильно ограничили миграционный поток к нам, забривая всех подходящих в свою армию, и активно вербовали наёмников в германских княжествах.
Французы тоже были заняты этим конфликтом, участвуя в событиях и мечтая о реванше за поражение в Семилетней войне и потери колоний в Северной Америке и Индии. В Европе было тихо, все ожидали дальнейшего развития событий. И мы занимались своими делами. Всё шло неплохо.
Освоение наместничеств шло семимильными шагами — мы уже имели на просторах новых земель почти сто пятьдесят тысяч новосёлов и намеревались перевезти туда в ближайшие три года ещё двести тысяч человек. Налоговые поступления, несмотря на отъезд населения уверенно, хоть и медленно, росли. Панин активно отстраивал Петропавловск и Охотск, глубоко исследовал Курилы, Командоры, Сахалин, Хоккайдо. Шелихов сновал вдоль побережья Северной Америки и уже заложил три новых поселения, смело названные городами — Новоархангельск, Новый Каргополь и Новые Холмогоры, на крупных островах около побережья.
Всё шло по плану, уже в следующем году должно было начаться активное строительство крепостей и портов в наместничествах. Основная работа сейчас шла вокруг проекта манифеста «Об армии и флоте», который должен был определить порядок службы в армии и поощрения отставников. Ещё один манифест «Об орденах», утверждающий систему наград империи, уже был согласован и ждал опубликования.
В России до сих пор не было чёткой системы мобилизации и службы — не был определён возраст призыва, а срок солдатчины обозначался как вечный. Никто не мог заранее сказать, когда пройдёт рекрутский набор — они объявлялись по мере необходимости. Получалось, что в иной год набора не было, а в другой — их могло быть несколько. Вместе с пожизненной службой такая бесцеремонность властей вызывало у крестьян отношение к солдатчине сродни смерти — как и смерть, набор приходил неожиданно и навсегда вырывал члена общины из жизни.
Я же хотел превратить военную службу в эдакий социальный лифт для крестьян, заставить их даже стремиться к ней. У Советского Союза это получилось, я отлично помню, как мой отец ещё в детстве в том мире рассказывал, как почётна была служба в армии, ведь там учили разным профессиям. Почему же у меня с этим дело не выгорит?
Хорошим примером успеха подобного решения были наместничества, в которых отставные солдаты составили костяк нового населения, и вполне успешно развивали там хозяйство. Такого обученного элемента нам не хватало и на старых землях, где новые методики хозяйствования пока приживались не очень хорошо. В общем, требовалось показать крестьянам и горожанам, что жизнь меняется. Мы победили, и теперь всё будет иначе — армия становится способом получить значительное улучшение судьбы.