Бедный Павел. Часть 2

Голубев Владимир Евгеньевич

Завод решили строить почти посередине между центрами производства мыла в стране. Мыльниковский завод был в Петербурге, но в целом мыльных мануфактур уже было полтора десятка — в основном в двух столицах. К большинству из них Императорский приказ не имел отношения — мыловаренная промышленность стремительно росла уже сама. Оборудование на заводе было экспериментальное, к нему приложила руку половина учёных России.

Я надеялся их первых уст узнать, как работает завод. Ко мне бежал Блинов, яростно жестикулируя.

— Ваше Высочество! Ваше Высочество!

— Тимофей Ильич! Добрый день! Что случилось! — улыбаясь, крикнул я ему в ответ.

— Всё получилось! Прекрасный

бычачий жир выходит! Идеальный — белый, нежный, без запаха и вкуса! Тимошка счастлив будет!

— А качество постоянно?

— Именно так. Ваше Величество! Третий день делаем — он совершенно одинаков!

— Что же, поздравляю! Покажете свой заводик-то?

— Конечно! Однако вонь тут первостатейная…

— Ничего, душа моя, надеюсь, шарф пропитанный духами поможет!

Да, производство в XVIII века — чистый ужас. Полумрак, освещаемый огнями очагов под котлами, дикая вонь, которую не останавливал даже благоуханный шарф, жара посреди зимы, грязь… Но результат был — теперь цены на жир упадут, мыло будет дешевле, да и свечи тоже обесценятся — в них используется тот же материал. Посмотрим, если всё будет работать без сбоев, то такой же завод построим и в Передельцах.

Вторым местом, что я посетил в Медном был консервный завод. Здесь тоже проводился эксперимент, который мог изменить многое. Уральский промышленник Иван Осокин прислал образцы новых консервных банок. Ему, кажется, удалось решить вопрос с прокатом и лужением железа. Это был итоговый опыт, который должен подтвердить или опровергнуть данные уральцев.

Кузьма Шиллинг — начальник новой мануфактуры, встретил меня, хитро улыбаясь в роскошную бороду.

— Ну? Что скрываешь, Кузьма Петрович?

— Успех. Но это пока! Я хотел бы настоять, чтобы консервы пролежали в новом горшке год — не меньше! Возможны процессы, которые нарушат сохранность, Ваше Высочество!

— Но пока?

— Пока я подвергал банки различным воздействиям и пробовал их удобство в производстве — нет!

— Что не так-то?

— Да, те, что дешевле не очень стойкие — ржавеют, а если брать те, что получше, то глина пока дешевле выходит.

— Сильно дешевле?

— Раза в два, Ваше Высочество!

— Ох, печально…

— Но, однако, как мне кажется — пойдёт этот металл на кухни войсковые, как Вы задумывали. Я тут попробовал, вроде неплохо получается!

— Спасибо, Кузьма Петрович! Уже хорошо! Обрадовал.

Не обошёл я вниманием и кожевенное производство. Выделанная кожа у нас в стране исторически была весьма неплоха, но её было маловато для растущего спроса, особенно в армии и флоте. Так что кожевенный завод тоже был экспериментом по механизации хотя бы части процессов. В Передельцах мы решили завести лабораторию по исследованию реактивов для дубления и обработки кожи, а первый завод открыть в Медном. Что же, даже на нынешнем уровне технологии кожи выходили неплохие как для изготовления сапог, так и различных ремней.

Я выехал из Медного уже в более хорошем настроении, чем то, в котором отправился из Петербурга. Нервничал я, хотя даже от себя это скрывал. А то, что я начал волноваться по пустякам — уже минус. Ну, не получилось бы с говяжьим салом, ну не вышло бы у Осокина — никто бы не умер. Начали бы искать ошибку, нашли, исправили. А я вот нервничал… Ой нет — с Прасковьей надо что-то решать. Не могу я так. Уж лучше никак, чем так…

— Ваша милость желает кофе? — слуга вежливо наклонился к сидящему за маленьким столиком Лобову.

— Да, будьте любезны! И пирожное a la Prince noir [87] . —

Алексей редко заходил в Чёрный принц, как назывались салоны де Водрёя, по крайней мере, в Страсбурге. Пока был в Париже, захаживал, а теперь… Ну что ему делать здесь? Пить кофе, или вспоминать вкус сбитня и кваса? Покупать фарфор, стекло, мыло и тому подобное? Или приобретать консервы? Он располагает достаточными средствами, чтобы питаться в трактирах. А баловство ему ни к чему — надо заниматься наукой и изучать чужие умения.

87

Чёрный принц (фр.)

Но сейчас ему настоятельно посоветовал заглянуть в этот салон русский консул в Штутгарте, к которому молодой человек заехал по дороге в Голландию. Лобов пожаловался консулу на свою неудачу в общении с генералом Грибовалем [88] , который предложил проект реформирования французской артиллерии. Идеи Грибоваля был чрезвычайно близки Лобову, и Алексей хотел ознакомиться с его проектом для сравнения со своими мыслями. Однако Жан-Батист, сначала хорошо принявший молодого артиллериста, прославившегося в недавней русско-турецкой войне, узнав о предмете его интереса, общение полностью прекратил.

88

Жан Батист Вакет де Грибоваль — (1715–1789) французский артиллерист. Фельдмаршал-лейтенант австрийской службы во время Семилетней войны, генеральный инспектор артиллерии Франции. Создатель т. н. «Системы Грибоваля» по реформированию французской артиллерии.

Свой проект реформы, который уже давно был одобрен на высшем уровне, но в армии не внедрявшемся из-за интриг консервативных вельмож, он считал секретом, принадлежащим Франции, и делиться им с русским офицером категорически не желал. Более того, после своего очевидного интереса к этому проекту сам Алексей явно попал в сферу внимания французских служб безопасности, и ему было недвусмысленно указано на нежелательность его дальнейшего нахождения во Франции.

Консул выслушал его и, надолго задумавшись, порекомендовал Алексею явиться к нему через неделю за инструкциями. Лобов с нетерпением ждал назначенного дня и прямо с утра пришёл к консулу. Тот встретил его с улыбкой, понимая горение молодого человека, и направил его в Страсбург, где в заведении де Водрёя он должен был провести полчаса с полудня 23 января 1776 года. После чего Лобов и получит дальнейшие инструкции. Как и когда консул не знал и только посоветовал Алексею не нервничать и выполнять указания из Санкт-Петербурга.

Вот сейчас Лобов сидел в салоне, пил кофе и ждал непонятно чего. Люди заходили и выходили, спрос на русские товары был высок даже в Страсбурге. Помещение было достаточно обширно, в нём стояли несколько столиков, где клиентам предлагали напитки и закуски, по стенам были расставлены стойки с товаром, и сновали продавцы и прислуга. Салоны де Водрёя были олицетворением роскоши и неги, и Алексею было совершенно несложно слиться здесь с толпой праздношатающихся богатеев.

В салон вошёл высокий хромой баварский офицер и громко потребовал русского мыла. Вежливый продавец рассказал ему о существовании королевского запрета на ввоз во Францию этого продукта. Баварец начал громко ругаться, заявляя, что он привык мыться только самым дорогим и изысканным мылом и считал Францию цивилизованной страной, а здесь такое творится!