Бегущая зебра
Шрифт:
– Ты как?
– спросила Вальтро.
– Нормально, - ответила Юлия.
– А ты как?
– А мне-то что?
– усмехнулась Вальтро.
– Это не я сбила головой дерево.
– И не я, - усмехнулась в ответ Юлия.
– Это ты сбила дерево моей головой.
– Я думала, ты умерла, - сказала Вальтро.
– Смерть - это дерево, - сказала Юлия.
– Ты бьешься об него головой, а потом просыпаешься с шишкой на лбу в неизвестном месте. Когда я очнулась, я не могла понять, где я и что произошло. Даже когда мы ехали домой, я еще не могла вспомнить, как тебя зовут. Я вспомнила все потом, во сне. Но кто может быть уверен, кто и где проснулся?
– С тобой все в порядке?
– Вальтро тревожно приподнялась на локте, заглядывая ей в лицо.
– А где это - в порядке?
– усмехнулась Юлия.
– Крыша-то у меня на месте, - она осторожно прикоснулась к голове, - но у меня такое чувство, как будто я прочитала в книжке, что кто-то жил, а потом стукнулся башкой о дерево.
– Это пройдет, - поспешно уверила ее Вальтро.
– Это легкая посттравматическая амнезия. Сейчас ты примешь душ, поешь как следует, выпьешь большую чашку кофе, и все вернется на свои места.
– На круги своя, - кивнула Юлия.
– Вот только я не уверена, что мне хочется возвращаться. Это так приятно - быть парящей.
– Ну, хватит!
– решительно сказала Вальтро. Она вскочила с постели и сорвала с Юлии одеяло.
– В душ. Потом - есть, пить и двигаться.
Жоржика нигде не было и Греты тоже - наверное, ушли на речку. На столе в кухне лежала большая записка: "Девки! Мое виски, - не трогать!!! Шампанское - в холодильнике. Мы с Гретой ушли к полковнику - может, поймаем рыбу". Внизу была нарисована большая муха вместо подписи.
– Хочу холодного шампанского, - сказала Юля, заглянув в холодильник, когда Вальтро вынимала оттуда снедь.
– Ни в коем случае, - ответила Вальтро.
– Ты перенесла сотрясение мозга, тяжелое, у тебя может быть тошнота и провалы в памяти.
– У меня уже есть провал в памяти, - усмехнулась Юлия.
– Я не помню никакого сотрясения мозга. Я помню, как мы ехали, а потом приехали. А когда я спала, я вспомнила, что в нас кто-то стрелял.
– Никто в нас не стрелял, - сказала Вальтро.
– Нет, стрелял, - упорно повторила Юлия.
– Там, на кукурузном поле. Я помню это, а ты - нет. У кого из нас провалы в памяти?
– То, что ты увидела во сне - это не реальность, - возразила Вальтро.
– А где я увидела реальность?- Юлия развела руками.
– Где вчерашний день? Ты можешь потрогать его пальцем?
– Потрогай шишку на своем лбу, - усмехнулась Вальтро.
– Ну и что?
– Юлия потрогала шишку на лбу.
– Это не первая шишка, которую я нахожу на своем лбу после хорошей пьянки. Я до сих пор не могу вспомнить, где потеряла свою целку, - Юлия расхохоталась.
– Где тот день и где моя целка, сестричка?
– Она наклонилась через плечо Вальтро и выхватила из холодильника шампанское.
– Вся жизнь - это провал в памяти, который мы заполняем сегодняшним днем. Так давай заполним его чем-нибудь стоящим, - она подбросила бутылку в руке.
– А не тошниловкой по дню вчерашнему.
Вальтро посмотрела на нее озадаченно. В речи Юлии произошло некоторое скрытое изменение, даже слова из нижних уровней языка всплывали в ней почти поэтическими абстракциями, четко формируя принципиально нечеткую мысль.
Юлия выстрелила пробкой в стену и, не уронив ни капли, наполнила бокалы, со вчерашнего дня ожидавшие помывки на кухонном столе.
– Начинать день с шампанского - это жлобство, - сказала Вальтро.
– Мы начинаем день вечером, - рассмеялась Юлия, - и из этой точки можем сами устанавливать правила этикета.
– Нельзя быть одновременно сверху и снизу, - возразила Вальтро.
– Почему это?
– удивилась Юлия.
– Именно в таком положении мы и находимся, когда стоим в позе 69. На брудершафт, сестричка!
– Вальтро молча взяла бокал и выпила до дна.
Они вышли в золотой свет заходящего солнца и устроились на лужайке.
– Когда мне было года четыре или пять, - сказала Юлия, - я увидела двух ангелов в небе. Но когда я рассказала об этом мамочке, мамочка наорала на меня, чтобы я не выдумывала всяких глупостей. А когда я начала настаивать на объяснениях, то схлопотала по морде, поскольку мамочка была то ли пьяной, то ли с бодуна. Тогда я поняла, что есть вещи, которые существуют в небе или во мне, но только для меня. И если не хочешь получать по морде, то не болтай об этом с другими людьми. Лет до восьми или девяти я вообще не мыслила словами, а только образами. И очень быстро. Я не понимала, почему другие люди такие заторможенные, как будто спят. В первом классе я развлекала одноклассников тем, что считывала слова прямо с губ учительницы и проговаривала их раньше, чем она успевала их произнести. Эта учительница быстро отбила мне желание умничать - по губам. Я легко писала левой и правой рукой, слева направо и справа налево, но эта сучка била меня линейкой по рукам, пока не обучила выводить закорючки, держа левую руку за спиной. Я не помню, как и когда научилась читать, однако, у меня никогда не было необходимости читать по слогам - я схватывала смысл всей фразы целиком, не проговаривая ее в уме. Но эта училка заставляла меня бубнить "ма-ма", "па-па", пока я не приучилась читать ее идиотским способом. Постепенно, я научилась и мыслить по-идиотски - как все. Знаешь, зачем я тебе это рассказываю?
– Нет, - ответила Вальтро.
– Чтобы ты перестала заглядывать мне в глаза, как гребаный Гиппократ, - насмешливо сказала Юлия.
– Когда я проснулась сегодня, то почувствовала, что мои мозги встали на место. Я снова мыслю, как в детстве - прямо, быстро и четко. Эта гребаная ветка выбила из меня идиотизм, понимаешь?
– Нет, - сказала Вальтро.
– Идиотизм - это слова, - сказала Юлия.
– Это паутина слов, в которой мы путаемся и становимся медленными. Мы рождаемся быстрыми, мы можем получить все и сразу. Но идиоты, которые родились прежде, запутывают нас в паутину знаков, которыми они обозначают реальность. Мир - текучий, это мы твердые. Поэтому поток волочит нас по дну, как камни, ударяя о другие камни. Мы могли бы быть текучими, как мир, но каждый из наших идиотов-учителей опутывает нас собственным витком паутины, пока мы не превращаемся в твердый кокон. Я думаю, что смерть - это освобождение из кокона. Но когда мы улетаем, мы улетаем туда, откуда уже нет возврата.
– Без помощи приборов я не могла знать наверняка, - сказала Вальтро, - но по всем внешним признакам, ты была мертва. Однако же вернулась.
– Вот это я и пытаюсь тебе объяснить, - с нажимом сказала Юлия.
– При помощи дурацких слов, которые ничего не объясняют. Я выгляжу дурой, когда говорю тебе, что чувствую себя парящей. А ты чувствуешь себя дурой без своих приборов - у тебя нет уверенности, ты не понимаешь, что произошло.
– А ты понимаешь?
– спросила Вальтро.
– Ты помнишь что-нибудь?
– Ничего я не помню, - ухмыльнулась Юлия.
– Никакого белого света, никаких светящихся существ. Но я вернулась почему-то и вернулась парящей. Я знаю это без всякого понимания, потому что уже была такой в детстве, когда еще не начала жить. Я не принесла с собой ничего, чего у меня не было раньше, я потеряла то, что меня связывало. Детство - это когда мы выглядываем из смерти, а не заглядываем в нее. Я понимаю, что несу чушь, сестричка. Но обретение свободы - это потеря связей. Я не могу ничего вспомнить, потому что там - пустота, там не за что уцепиться. А здесь - пустота, заполненная словами, которые цепляют нас. За все надо платить. Я заплатила за выход из кокона - жизнью. А за билет в обратный конец - потерей веса. Я парю, я утратила способность цепляться за слова.