Бегущая зебра
Шрифт:
– Ты - тайный эротоман, - сказал полковник.
– Я?
– изумился Жоржик.
– Я совершенно явный эротоман. Но у меня уже стерся до дыр предмет искусства.
– Поэтому все, на что ты ложишь свой старческий глаз, - сказал полковник, - превращается в голограмму.
– Поясни свою глубокую мысль, - предложил Жоржик, разливая в стаканы.
– Ты сублимируешь, - вздохнул полковник, - я вижу повсюду одну голую жопу, потому что весь мир - это жопа, в которой я торчу. А ты не видишь ничего, кроме жопы Вальтро.
– Ты с ума сошел?
– искренне удивился Жоржик.
– Ты полагаешь, что я испытываю к ней сексуальные чувства?
– Испытываешь, - кивнул полковник, - как удобрение на опытном участке, для выращивания религиозной любви.
– Это что, так заметно?
– помолчав, спросил Жоржик.
– А ты думаешь, это можно скрыть?
– ухмыльнулся полковник.
– От тебя несет за милю, ты воняешь любовью.
– А я-то думал, что любовь благоухает, - сказал Жоржик.
– Благоухает, - кивнул полковник.
– В гробу. Под грудой гробовых цветов и в клубах ладана. А живая любовь воняет плодородием. Если в ней нет элемента секса, это не любовь, а что-то другое.
– Отец может любить дочь и без секса, - неуверенно возразил Жоржик.
– Это сказки для воскресной школы, - отмахнулся полковник.
– Без секса он может иметь ее, как принадлежащую ему вещь, и стеречь, как собака сено. А любовь никому не принадлежит. Она возникает, как голограмма на пересечения двух лазерных лучей, и существует, пока есть энергия. Секса.
– Я вижу, ты эксперт по любви, - ухмыльнулся Жоржик.
– Ты тоже эксперт, не прибедняйся, - ухмыльнулся в ответ полковник.
– Если бы тебе позволили, ты бы упал на колени и молился в экстазе у ног твоей Вальтро.
– А может, мне еще и позволят!
– Жоржик заносчиво вздернул подбородок.
– Позволят, вне всякого сомнения, - сказал полковник.
– Только не расшиби себе лоб об пол.
– Ты знаешь, - сказала Юлия, - мне нравятся эти двое пьяных стариков, особенно британец. В них чувствуется стержень, какое-то железо в них присутствует. Понимаешь?
– Понимаю, - кивнула Вальтро.
– Особенно, если сравнивать их с той шелупонью, которую мы встречаем на улицах.
– Я люблю железо, - мечтательно сказала Юлия, - Холодное, серое железо. Оно ржавеет, - но из него делают оружие. А из золота делают цацки, оно ничего не стоит само по себе.
ГЛАВА 16.
Это утро началось, как и любое другое утро этого тягучего и никому не нужного отпуска. Полковнику никто не пишет - полковник пишет сам. Он боится получить письмо из Британии, написанное чужим почерком или отбитое на компьютере. Он пишет: "Дорогая Лиз..." и знает, что Лиззи безнадежно больна и не может читать его письма, письма читает сиделка единственному человеку, который еще привязывает его к жизни. Полковник респектабельно пьян уже с утра, никто, кроме Жоржика, не отметил бы, что джентльмен уже нагрузился более чем одной рюмкой виски. Джентльмен хорошо выбрит, благоухает лосьоном, он принял душ и даже втолкнул в себя яичницу с беконом. Он в норме. Кто может сказать, что это не так?
Девчонка, которую все здесь называли Юлией, снова пригребла к берегу со своим "Никоном" и вышла на полянку, укрытую среди кустов ежевики. Могла ли Лиззи подождать? Могла ли Лиззи отнестись с пониманием к тому, что он делает? Полковник не знал этого, но его тело само вышло в соседнюю комнату, снабдилось там биноклем и поднесло бинокль к глазам, - оно, фак, - лучше знало, что ему делать.
Голая Юлия посмотрела в объектив, но полковнику показалось, что она смотрит прямо в его обнаженные глаза, он стиснул зубы и не отвел взгляд. Юлия развела колени, раздвинула губы и улыбнулась - в стиснутые зубы полковника.
Вальтро стояла в душе и озабоченно удивлялась, куда делась Юлия?
Жоржик, просыпаясь, заскребся под своим одеялом. Ему как всегда снилась Вальтро.
Полковник бросил бинокль на стол и налил себе рюмку виски - он знал, что в него попали, ему нужна была передышка.
Обычное утро обычного дня, солнце, как и миллиарды раз до того, вставало над Землей, не подозревающей, что вращается вокруг солнца, освещающего человеческий муравейник.
Вальтро вышла из душа и с удовольствием выпрямилась перед зеркалом, Жоржик выполз из-под одеяла и заковылял в туалет, полковник окончательно закрутил крышку бутылки, он принял решение. Юлия вдруг почувствовала себя плохо, "Никон" вспыхивал и вспыхивал, фиксируя ее тело, как покойницу в морге, ее сознание стало медленным-медленным, пока не угасло совсем.
Полковник повязал галстук, посмотрел на себя в зеркало, посмотрел в бинокль последний раз. И вдруг ринулся вниз, спотыкаясь на ступеньках лестницы.
ГЛАВА 17.
– Что это с вами такое?
– стараясь быть брюзгливым, спросил полковник.
– Может, вызвать "скорую"?
Предложение было очень уместным, учитывая место, где они находились.
– Не надо, это просто гормональная перестройка, - честно ответила Юлия.
– Мне уже лучше. А вам?
– А мне-то что?
– У вас кровь на лбу.
– Ерунда, споткнулся на лестнице.
– А почему вы в мокром костюме?
– поинтересовалась Юлия.
– Потому что я добирался сюда вплавь, - раздраженно ответил полковник.
– А зачем вы добирались сюда вплавь?
– спросила Юлия.
– Затем, что вы угнали единственную лодку, - ответил полковник, стараясь быть агрессивным.
– Понятно, - сказала Юлия, стараясь выглядеть понимающей.
– А зачем вам понадобилось сюда?
– А вам зачем понадобилось?
– агрессивно спросил полковник.
Они сидели друг перед другом, он - в мокрой "тройке" с обвисшим галстуком цвета высунутого языка, она - совершенно голая, это было похоже на кадр из сюрреалистического фильма, который полковник видел лет двадцать назад. Юлия смотрела в глаза полковника и видела в них железо, которое плавится, ей нравилось плавить железо, она нажала еще.
– Я работаю здесь, - сказала она, раздвигая ноги и давая полковнику увидеть то, что плавит железо.