Белая как снег
Шрифт:
Он хотел было что-то сказать, но, увидев ее взгляд, передумал.
Обычно она говорила оставить тарелку. Ее же можно использовать для следующего приема пищи. Но сейчас Кевин сделал, как она просила.
У двери он завязал шнурки на ботинках и решил все-таки сказать ей.
– Мама?
– Да, Кевин?
– Но у нас же нет палатки.
За столом на мгновенье возникло замешательство, но мама быстро нашлась.
– Спроси у старика Веннберга, у него точно должна быть, как думаешь?
Старика Веннберга?
Кевин весь сжался.
– Даже не знаю, мама…
Она встала и буквально вытолкала его за дверь.
– Да-да, он же не кусается. И у него точно есть палатка. В его сарае все что угодно найдется.
Мама подтолкнула его в спину, но он в растерянности остался стоять во дворе.
Старик Веннберг.
Хозяин дома, где они жили.
Он жил этажом выше.
Обычно мама строго-настрого запрещала ходить к нему, потому что он чудак, и бог знает, что он будет делать с детьми. Да и Кевину не хотелось его навещать – это последний человек, к кому он пошел бы. Достаточно его шарканья по полу. Или криков и непонятных звуков из фильмов, которые тот постоянно смотрел. Когда Кевин видел старика около почтовых ящиков, то за километр обходил его, только чтобы не встретиться.
– Но мама…
– Мы с Ульфом поедем по магазинам, так что нас не будет некоторое время. Он везет меня в торговый центр «Стрёммен».
Мама сняла фартук и послала Ульфу воздушный поцелуй.
Торговый центр «Стрёммен».
Кевину очень хотелось там побывать.
В школе говорили, что там миллиард магазинов и продается все на свете, начиная от дико вкусного мороженого и заканчивая самыми дорогими в мире машинками на радиоуправлении. Некоторые одноклассники уже не раз там бывали, но Кевину, видимо, придется подождать с этим – мама закрыла дверь у него перед носом.
Старый Веннберг.
Кевин обошел дом вокруг, держась подальше от окон, чтобы старик не заметил его, и остановился на гравиевой дорожке перед его дверью.
На лестнице лежало мертвое животное в синем пакете, из которого торчали лапы. Не видно, кто это – может, куница или норка.
Таксидермия.
Он знал, что значит это слово, потому что оно было написано на почтовом ящике у дороги.
Таксидермия Веннберга.
Это значит сделать из мертвого животного чучело, чтобы люди могли украсить им дом.
Кевин сделал шаг вперед.
Гравий хрустнул под ногами.
Уф-ф, он снова отступил на траву.
Нет.
Он не хочет этого делать.
Брать палатку.
И тут ему кое-что пришло в голову.
Гениально!
Раз они обманули его, то и ему не надо все им рассказывать, так ведь?
Кевин Мюклебюст широко улыбнулся, прокрался за домом и побежал в лес.
Анья забрала из принтера распечатанные бумаги и прикрепила их на доску.
– Вот что я накопала, – сказала она, сделав шаг назад.
– По Франку Хельмеру?
– Да.
Людвиг встал с кресла и подошел к ней
– Кто он?
– Хороший вопрос. В наших базах по нему не очень-то много, но кое-что нашлось.
– Есть что-то в личном деле? Судимости?
Она замешкалась с ответом.
– Да нет… или, как сказать. В хоре он в юности не пел – драки, телесные повреждения, вандализм, пара угнанных машин, но все до восемнадцати лет, так что этого тут быть не должно, преступления совершенные несовершеннолетними ведь должны удалять из базы.
Она достала из кармана рубашки леденец на палочке и сунула в рот.
– А после?
– Кое-что есть…
Людвиг протер очки полой рубашки и подошел ближе к стене.
– Видишь?
– Уголовное дело?
– Да, но он выступал как свидетель.
– Про что дело?
– Сбыт краденого, торговля таблетками, анаболиками, но судили не его. Какого-то его знакомого, а Хельмер был свидетелем обвинения.
– Значит, стукач?
Анья засмеялась.
– Похоже на поспешный вывод, тебе не кажется?
– Но раз он из криминальной среды?
– Ну что значит криминальной? Ему же, сколько там, тридцать шесть лет, всем его делам больше двадцати лет, явно юношеская неугомонность.
– Да-да, но все-таки…
– У тебя слишком много предрассудков, старичок.
Она скорчила гримасу, вернув леденец в рот.
– Теперь документы из реестров Брённёйсунна. В тысяча девятьсот девяносто втором году Хельмер основал фирму под названием «Хельмер Финанс». Но дела особо не пошли. Я нашла два требования переслать налоговые отчеты, в девяносто третьем он разорился. Далее до 1996 я ничего не нашла. В девяносто шестом он учредил новую фирму, «Хельмер Сантехники», и она, судя по всему, еще работает, в Люсакере, на нее я тоже кое-что нашла в налоговой…
Она подняла взгляд на стену и вернулась за монитор.
– Я что, не распечатала его? А, вот оно. Требование заплатить налоги в прошлом году, почти три тысячи долга, который так и не выплачен. А больше ничего нет. Мунк что-нибудь говорил?
– О чем?
– О Франке Хельмере. Зачем мы вдруг проверяем этого парня?
– Не говорил, но сказал, что это важно.
– А мы, как обычно, узнаем все последними, – вздохнула Анья, сложив руки за головой. – Мы просто рабочие лошадки, делаем всю грязную работу.
По коридору мимо них прошел шведский психолог с телефоном у уха.
Анья наклонилась к Людвигу, кивнув в сторону шведа.
– Как думаешь, они с Мией?..
Она подняла брови.
– Чего? Что они… того? Нет, даже представить себе этого не могу. Он же на двадцать лет ее старше.
– Да, но все равно.
Она откинулась на спинку кресла.
– Он же симпатяжка, правда? С его внешностью работать психологом – впустую тратить время.
– И что же, по твоему мнению, он должен делать?