Белая как снег
Шрифт:
– И чем могут помочь названия улиц Манглерюда?
– Я уже что-то подобное видел, много лет назад.
– Что вы видели?
– Табличку. На почтовом ящике на улице Молота. «Импорт Ларсена». Моя работа была следить за ящиком. И я целую неделю сидел в машине и смотрел за ним.
– И что произошло?
Они проехали Скёйен, и с неба посыпались капли дождя, мягко падая на лобовое стекло. Мунк выбросил окурок в окно и поднял стекло.
– Через шесть дней приехала машина, из нее выскочил парень. Подошел к ящику, снял табличку и уехал. Я следовал за ним всю дорогу до одного дома в Хаделанне, а там…
У него зазвонил мобильный. Он прикрепил его на держатель на приборной панели и нажал на кнопку громкой связи.
– Привет, Анетте, что там у вас?
– Привет, вы видели интернет-издание «ВГ»?
– Нет, а что там?
– Уксен, мать его…
Она была запыхавшаяся, как будто бежала.
– Он же ничего не выяснил в своей поездке, так?
– Какой поездке? В Кристиансунн? Нет, ничего, а что?
– Новости опубликовали везде. Драйер в ярости…
– Спокойно, какие новости?
– Получивший травму в детстве хромой мужчина, которого видели около места преступления. Который сказал, что играл в одной команде с Сульшером. Оказалось, все это правда. Какой-то журналист поговорил с его бывшим тренером и сделал чертовски хорошую работу, в отличие от нас.
– Да что за дерьмо.
– И я о том же. Подожди секунду.
Она на мгновение отвлекалась и вернулась, снова в движении.
– Он сейчас живет в Осло. У нас есть адрес.
– А имя?
– Да, Рогер Лёренскуг.
– Что? А как же Франк Хельмер?
– Слушай меня. Его зовут Рогер Лёренскуг. Живет в Оппсале. Я послала туда патруль. Сейчас пришлю тебе адрес.
– Хорошо, спасибо, Анетте.
Он нажал на кнопку отбоя.
– Что за хрень? – спросила Миа.
– Идиот Уксен.
– Оппсал? Это по пути к Хельмеру. Высадите меня там, я займусь им, а вы Лёренскугом.
– Нет, я не отпущу тебя одну к подозреваемому.
– Чего? Да ладно вам, мне же не тринадцать лет.
– Ладно, но внутрь не заходи, займи оборону около дома, пока я не пойму, что происходит у Лёренскуга. О’кей?
– Конечно.
Мунк выругался, открыл окно, просунул руку под приборную панель и включил мигалку на крыше, перестроился в левый ряд и выжал педаль газа.
Наталие Соммер все-таки пришла к психологу во второй раз, чувствуя себя немного лучше, чем в прошлый – тогда она только плакала и не смогла вымолвить ни слова. Когда она наконец решилась попросить своего терапевта направить ее к психологу, то надеялась, что это будет женщина. Потому что ей было бы проще рассказать обо всем наболевшем человеку одного с ней пола. Но ей достался психолог-мужчина. Наталие долго отказывалась от визита к нему, но наконец собралась с духом и отправилась на прием. Оказалась, что мужчина на больничном и его заменяет женщина – Наталие решила, что это знак. Пора рассказать кому-то о случившихся с ней за последнее время странных событиях.
Вообще-то Наталие Соммер всегда считала себя самым обычным человеком в мире. Из самой обычной семьи в мире. Папа работал на почте, мама – в библиотеке. Сестер или братьев у Наталие не было, и это, наверное, единственное, что отличало ее от одноклассников и друзей во дворе. Около их дома на Хелье Суллисвей в Оппсале был большой красивый сад с маленьким детским домиком, где они играли с подружками. Она радовалась каждому дню – ей нравилось ходить в школу и возвращаться домой, играть после обеда, ложиться спать при свете красивого ночника, который мама своими руками сделала для нее. У Наталие была розовая уютная комната, где они вместе с мамой проводили время: читали книги, пели, пока девочка не засыпала. Когда она выросла, подруги начали тусоваться с парнями в центре Манглерюда, пить пиво и курить на берегу Эстеншёванне, но Наталие такое не интересовало. Она предпочитала оставаться дома. Наталие обожала свою семью. И скажите, ради бога, зачем ей ночами бегать по улицам? Подруги постепенно отваливались, уезжали в другие страны и города. Наталие же осталась в Оппсале. Из своей розовой комнаты она переехала на чердак с окнами на яблоневый сад и все студенчество прожила там. Она выучилась на учителя физкультуры, а потом на дефектолога, этого она хотела больше всего.
Три года назад, ей было уже двадцать четыре, она нашла свою первую постоянную работу, учителем в средней школе Скёеносен. Первое время ей очень там нравилось, да и сейчас тоже. Она преподавала физкультуру, а в прошлом году директор предложил ей должность социального педагога. И все в ее жизни стало не просто хорошо, а замечательно. Она так и жила дома, ведь до работы всего метров триста, но ей хотелось свое жилье, и она уже присмотрела себе квартирку с верандой в Ульсрюде. Она никогда не забудет, как, сидя на диване с описанием квартиры в руках, с нетерпением ждала просмотра.
И как тогда ей поступил звонок.
– Как вы сегодня, Наталие? – приветливо спросила психолог, подвинув ей коробку с салфетками.
– Спасибо, я даже не знаю.
Она вытащила пару салфеток на всякий случай, хотя и решила сегодня быть сильнее. Не плакать. В тот раз ей ничего не удалось рассказать, а хотелось так много и так давно.
– Продолжим с того места, где остановились в прошлый раз?
– Да, давайте.
Наталие почувствовала, что вот-вот расплачется. Приложив руку к глазам, девушка попыталась остановить слезы, и, к счастью, ей это удалось.
– Значит, ваши родители собирались в отпуск, верно?
– Да. Это был подарок папе на пятидесятилетие. Он всегда мечтал о такой поездке, и вот она должна была состояться.
– Это был круиз «Хуртирутен».
Наталие вздохнула и шмыгнула носом, но щеки оставались сухими.
– А потом планы поменялись?
– Да. Они собирались поплыть на корабле «Хуртирутен» вдоль всего побережья на север, от Бергена до Киркенеса. Но неожиданно решили, что надо заодно заехать к тете с дядей.
– Они жили в Ставангере, верно?
Она кивнула. Психолог аккуратно делала заметки в лежавшей на коленях тетради.
– Да, ведь он не так далеко от Бергена, и они давно их не навещали, и решили, почему нет, хорошая идея.
– И там все это и случилось?
Наталие кивнула, снова приложив руку к глазам.
– Все нормально, – мягко сказала психолог. – Не торопитесь.
Это, конечно, неправда – в прошлый раз Наталие уже получила этот неприятный опыт. Она тут сидела, ревела, открывала душу, и вдруг психолог посмотрела на часы и сказала: Хорошо, на сегодня закончим, с вас двести восемьдесят пять крон по страховке, наличными или картой?