Белая сорока
Шрифт:
— Что ты наделал, Аркадий?
— Не спрашивай, — попал между волками, — зло проговорил Блохин и направился к выходу. Мы вернулись в комнату.
— Этот прохвост еще наделает нам хлопот, прежде чем попадет туда, куда ему и следует — за решетку, — раздраженно сказал Курилов.
— Простите, товарищ, — отозвался Рожков, — но у нас для этого нет оснований: стрельба из пистолета может быть квалифицирована как самозащита…
— Хорошо бы, если так, — проговорила Вера Николаевна. — Ведь эти патроны все-таки…
— Тс, тс, — прервал
Мы обернулись и увидели, что двери комнаты слегка приоткрыты. В тишине, которая наступила после слов Усова, в коридоре отчетливо послышались чьи-то шаги. Я мгновенно прыгнул и распахнул двери. Усов спокойно оставался на месте. Коридор был пустой. Через мгновение в другом его конце скрипнули двери, затем снова все стихло.
Терзаемый подозрениями, я на цыпочках прошел мимо одной двери, за которой слышался приглушенный разговор, и спрятался у лестницы в углу, Соседние двери открылись, и выглянула голова — тетя Настя! Она прислушалась, затем вышла из комнаты, осторожно закрыла дверь и тихонько пошла по коридору в своих домашних шлепанцах. Когда ее шаги стихли, я вернулся к друзьям.
— Что-нибудь видели, Рудольф Рудольфович? — спросил Усов.
— Видел, — ответил я. — Это была тетка Настя.
— Ах, вечно она принюхивается в доме, — проговорил Богданов. — Никак от этого не отвыкнет. Словно кошка…
Я молчал. Не хотелось мне при Шервице говорить, что пронырливая тетка была в комнате у Хельми. Мне и в голову поначалу не пришло, что могла означать их встреча; просто, должно быть, Настя выполнила какую-то просьбу Хельми.
Случай с Блохиным как-то оттеснил на задний план историю, ради которой, собственно, Усов приехал, и, возвращаясь к которой, он сейчас сказал:
— Единственное вещественное доказательство — это пряжка с обрывком ремня. Придется приложить ее к делу… А где же она?
Все бросили взгляд на маленький столик, где только что лежала пряжка, но она исчезла! Усов, как обычно, улыбался — я подозревал, что он единственный видел, куда она пропала; Рожков возмутился:
— Это неслыханная дерзость! Украсть перед носом такую важную вещь… Преступник наверняка имеет в доме сообщника. Что вы скажете, товарищ Богданов?
— Ничего не понимаю… Ведь мы здесь… между своими, — запинаясь, проговорил Богданов. — Может, она куда-нибудь упала…
Рожков махнул рукою:
— Мы не можем рассчитывать на случайность. Придется обыскать комнату, а может быть, и кого-нибудь…
— Это лишнее, — возразил лесничий, но Рожков уже ходил по комнате, отставляя стулья, заглядывая под столы, в углы, отвернул ковер. Усов следил за ним и, наконец, сказал:
— Оставьте, это ничего не даст… Не помните, кто убирал со стола?
— Я с тетей Настей, — ответила Вера Николаевна.
— Найдите тетку, — приказал Усов Рожкову. Тог ушел, и скоро тетя Настя появилась в комнате, а Рожков где-то задержался. Она равнодушно спросила Богданова:
— Что вам угодно?
Вместо Богданова
— Что вы убирали с того столика, гражданка Блохина?
— С того маленького? Стаканы с недоеденным компотом, — был спокойный ответ.
— И больше ничего?
— Еще ложечки. Серебряные… Мы их подаем только гостям, — подчеркнула старуха.
— Хорошо, а что еще? Вспомните-ка!
— Что мне вспоминать! Больше ничего не было…
— Тетя Настя, — спросила Вера Николаевна, — не было ли там еще какой-нибудь мелочи?
— Что-нибудь пропало? Такого в нашем доме быть не может, — уверенно сказала старуха.
— Вы правы, такого быть не должно, — заявил Усов и вопросительно посмотрел на Рожкова, который тем временем вернулся. От меня не укрылось, что Рожков сделал едва заметное движение рукой. Усов сказал старухе, что она больше не нужна.
— Товарищ начальник, все-таки я бы хотела знать, почему вы меня сюда позвали? Уж не думаете ли вы, что я что-то украла? — раздраженно спросила она.
— Ничего такого я не сказал, — строго, без обычной приветливости ответил Усов. — Идите, мать, к себе и помните, как говорят: много будешь знать, скоро состаришься…
Тетка Настя что-то проворчала и исчезла за дверью.
— Вы предполагаете, что пряжку взяла она? А товарищ Рожков… он, наверное, проводил обыск на кухне? — вступил в разговор Шервиц.
— Угадали, но это было только начало… — не моргнув, засмеялся Усов. Рожков тихо спросил своего шефа есть ли смысл продолжать обыск?
— Смысл-то есть, вот только результата нет, — сказал начальник. — Эту пряжку легко спрятать и трудно найти. Одно ясно: ее владельцу придется купить новый ремень… — Усов вернулся к своему прежнему спокойному тону.
— Если, конечно, у него нет дома другого, — добавил Шервиц.
Я удивился, почему Усов так быстро прекратил следствие, но вскоре понял, что сама по себе пряжка значила куда меньше, чем тот факт, что она кого-то в доме заинтересовала. Кого? Это и нужно было расследовать…
Рожков дал нам подписать протокол о нападении на Хельмига, и оба представителя органов государственной безопасности собрались к отъезду.
— Сообщение обо всем этом мы, понятно, пошлем в Ленинград, в наше областное управление, — сказал Усов. — И вас туда пригласят. А мы завтра займемся Хельмигом. Это будет крепкий орешек.
— Желаю, чтобы вы его как можно скорее раскололи, — пожелал я.
Едва Усов и Рожков уехали, в комнату вошла тетка Настя и спросила, не хотим ли мы чаю?
— Хоть сполоснете горечь с языка, — добавила она, явно ожидая, как мы к этому отнесемся.
Отозвался только Шервиц. Он поинтересовался, какую горечь она имеет в виду.
— Мало того, что у человека желчь разлилась, — недовольно сказала старуха. — Еще и племянника хотели арестовать. Этот долговязый все задвижки в кухне проверил, будто я злодейка какая. Да еще все спрашивал, что, да как, да почему… И вас замучил…